Последние потомки - [61]

Они смотрели на него, их лица были измазаны сажей со слезами. Некоторым было десять или одиннадцать лет. Они держали за руки младших, иным из которых было всего по три-четыре года.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Я не дам вас в обиду. Но нужно торопиться.

Пустив их вперед, он провел их через два квартала по Седьмой авеню, хотя толпа вокруг насмехалась над ним и смотрела на него уличными кошками. Улица была словно пороховая бочка, хватило бы одной искры, чтобы все эти дети погибли. Вдалеке Дубина заметил несколько конок с 42-й улицы, припаркованных в ряд у тротуара. Большинство водителей не осмелилось выйти на маршрут в этот день, опасаясь за лошадей и транспортные средства, но одного из них Дубина знал – это был информатор Таммани.

– Пэдди МакКэфри! – крикнул Дубина. Водитель оглянулся.

– Боссу нужны эти дети целыми и невредимыми! – сказал Дубина, заводя детей в автобус.

– Это точно? – спросил Пэдди.

– Точно, – ответил Дубина. – Вези их в Двадцатый участок. Прямо сейчас.

Лицо Пэдди побледнело.

– Толпа с меня кожу сдерет заживо, если я это сделаю!

– Да? – Дубина на шаг приблизился к нему и, добавив к своему голосу ядовитую нотку угрозы, сказал: – А я тебя вскрою прямо тут, на улице, если не сделаешь. Понял? Поторопись.

Пэдди оскалился, но кивнул, и Дубина помог погрузить детей в автобус, а когда все места оказались заняты, он повел ребят в следующий, пока они все не оказались усажены. Толпа заметила детей, когда Пэдди повел своих лошадей сквозь нее, и некоторые мужчины стали кричать, потрясая кулаками.

– Дайте проехать, – заорал Пэдди.

– Давайте, парни! – краснолицый цирюльник встал на пути у автобуса, доставая топор. – Давайте-ка разнесем эти подмостки и свернем несколько шей!

Дубина отцепил от пояса небольшой клинок и двинулся наперерез этому человеку. В момент, когда цирюльник занес свое оружие над головой для удара, Дубина быстрым движением всадил клинок ему в печень, и топор покатился по земле. Толпа вокруг ничего не заметила, пока цирюльник не свалился, но Дубина уже скрылся, и конки покатились дальше.

Жестокость этого воспоминания не тронула Хавьера, и он задумался, а должна ли была. Он все больше становился союзником Дубины, который оставался рядом с автобусами на протяжении еще нескольких кварталов, пока не убедился, что они миновали самую гущу бунтующей толпы. После этого он бросился назад, двигаясь к дому Великого магистра. Его восприятие обострилось, когда он двинулся с реликвией по Бродвею – так, будто он ощупывал пространство впереди острием меча.

Он сомневался, что ассасин в дальнейшем будет представлять для него помеху. Это подтверждала легкость, с которой удалось его одолеть, но Дубина удивлялся теперь, почему он тогда его просто не убил. Решение оставить ассасина в живых было стратегическим и, несомненно, самонадеянным. Дубина хотел, чтобы Братство знало, что в городе есть еще один охотник из Кормаков. Но, возможно, имея при себе реликвию, не стоило оставлять ему шансов.

Добравшись до 36-й улицы, он свернул к востоку, оставив за спиной заходящее солнце, которое едва виднелось из-за плотной завесы угольных облаков. Дневная жара еще не отступила, но воздух уже не был таким безжизненным. Небо угрожало дождем, который спасет город и поможет полиции контролировать распространение пожаров – еще один неудачный поворот в их планах.

Дубина приблизился к особняку Великого магистра и еще издалека почуял, что чего-то не хватает. Он подошел достаточно близко, чтобы увидеть распахнутую входную дверь – судя по всему, ее выбили, и немедленно забрался на крышу соседнего дома. Оттуда он заметил чердачное окошко резиденции Великого магистра, выломал его и проник внутрь. Удушливый воздух внутри наполняли тени и пыль. Дубина пробирался по чердаку, пригнув голову, осторожно, чтобы не скрипнули деревянные половицы. Он заметил дверь и со скрипом открыл ее, обнаружив за ней пустой коридор, но услышал голоса, доносившиеся откуда-то снизу. Это был плач женщины. Насколько Дубина знал, Великий магистр здесь не жил, а дом держал только для встреч. Единственными людьми, которые тут присутствовали, должны были быть слуги, и на мгновение Дубина удивился – неужели некоторые из бандитов сделали невообразимую вещь, вторгнувшись во владения Великого магистра. Он прокрался по коридору к лестнице и уставился вниз сквозь квадратную спираль балюстрады. Голоса, похоже, доносились с первого этажа, поэтому Дубина спустился на два пролета ниже и стал ждать в тени на втором этаже.

– Мне так жаль, – говорила одна женщина, пока другая плакала.

– Он хотел, чтобы его сюда принесли, – сказал мужской голос. – Он хотел увидеть вас.

Дубина не узнал ни один голос, но звучали они не как голоса мятежников, явившихся, чтобы ограбить дом. Плачущая женщина сорвалась на крик, прорвавший все пространство дома, и от этого вопля у Дубины похолодело в груди, в самых глубоких ее уголках. Он даже заставил Дубину сделать шаг вверх по лестнице и едва не отвлек его от тени, которая двигалась в его сторону. Он пригнулся в тот самый момент, когда метательный нож вонзился в стену, туда, где только что была его голова. Затем ассасин напал. Плечом он ударил Дубину в бок, и тот полетел вниз с лестницы, но сумел ухватиться за перила и перепрыгнуть через них, с легкостью приземлившись на нижнем этаже десятком футов ниже.