Китай, 1259 год
Затаив дыхание, Наталья ждала взрыва. С возвышающихся над ней крепостных стен артиллеристы империи Сун[1] только что дали очередной залп из своих орудий fei yun pi-li pao, издававших звуки, похожие на раскаты грома. Светящиеся красные снаряды прочертили дугу в ночном небе и со свистом обрушились на Орду Великого хана.
Она прикрыла уши руками и укрылась за валами, возведенными инженерами династии Цзинь. Несмотря на то, что насыпь содрогалась от каждого снаряда, комья земли летели в лицо Натальи, а от звуков орудий могли лопнуть барабанные перепонки, оборона держалась. Пока держалась.
Зной летнего дня, горячий и влажный, не дававший дышать, немного отступил. Густой едкий дым от черного пороха щипал глаза и нос Натальи.
Нет, его глаза и нос.
Глаза и нос предка Натальи, Баяна, бурятского воина из далеких северных степей. Но ожившие воспоминания этого человека, проходящие перед глазами Натальи, были не самым сложным в симуляции. Монгольская культура Баяна была ей чужда, их завоевательный поход через Европу и Азию казался ей чудовищным. Но эти же завоевания привнесли монгольскую кровь в ее русское и казахское семейное древо. История монгольских завоеваний была в некотором роде историей родословной Натальи.
Стоявший рядом с Баяном молодой воин дрожал, глядя вверх широко открытыми глазами, как будто от страха, что земляные сооружения сейчас рухнут на них. Каждый человек в армии хана видел, какой урон могло нанести оружие династии Сун, разносящее людей и лошадей в клочья металлом и огнем.
Образы Баяна становились все четче, и она позволила себе погрузиться в его воспоминания.
– Спокойно, – сказал Баян младшему воину. – Это всего лишь представление. Они хотят убедиться, что мы запомним наше сегодняшнее поражение у ворот Синь Донг.
Молодой воин сжал губы и кивнул:
– Неплохое представление.
Судя по его речи и внешнему виду, он был солдатом Тангутского царства[2] и, вероятно, неопытным в сражениях. Он не был монголом-степняком и не участвовал в военных учениях и большой монгольской охоте – «джерге». Баян вспомнил свой первый опыт – впечатляющую линию пеших и конных воинов длиной около 130 километров; марширующий, двигающийся вперед, дисциплинированный строй, с правым и левым флангами. Они медленно продвигались вперед, методично сужая массивный круг, окружая дичь, до тех пор, пока стада диких животных не окажутся в центре круга на потеху Великого хана. Действие занимало месяцы и обучило самого Баяна и степные племена искусству войны.
Этот молодой солдат обретет мужество. А может быть, погибнет – либо от рук врага, либо Орда убьет его за трусость. Баяну нужно было проинструктировать десятника арбана[3], в котором служил юный воин, чтобы тот приглядывал за тангутом.
– Как тебя зовут? – спросил Баян.
– Чэнь Лунь, – ответил солдат.
Затем Баян спросил имена его прямых начальников, после чего сказал:
– Крепись, Чэнь Лунь. Хан Мункэ[4] разобьет армию империи Сун, так же, как хан Угэдэй[5] победил династию Цзинь. Мы сотрем этот город с лица земли и убьем всех мужчин, женщин и детей.
Воин склонил голову:
– Так точно.
Оставив его, Баян пошел вдоль бастиона, осматривая свои войска, довольный их стойкостью и силой перед угрозой артиллерии воинов Сун, несмотря на жару и болезни этого места. На западе, позади защитных редутов хана, возвышалась большая гора, и ночью виднелись дальние огни Рыбацкого городка, находившегося на ней. Даже Аламут, крепость ассасинов в Персии, не так успешно противостояла осаде, как этот бастион. Расположение бастиона, окруженного широкими реками и крутыми склонами с трех сторон, давало ему неоспоримое естественное преимущество, подкрепляемое сооружениями военных инженеров династии Сун.
Но перед горой возникло еще одно укрытие – насыпь на Седельном Холме, которую по приказу хана соорудили его инженеры. Баян предполагал, что сооружение в конечном итоге облегчит нападение и даст им преимущество при захвате города. Некоторые считали это глупой демонстрацией гордыни Великого хана, но разве это гордыня, если так же поступал Бич божий[6], Император Мира?
В назначенный час Баян направился назад на восток к казармам на Львином Холме, присоединившись к девяти другим командирам его мингана[7] в юрте их главнокомандующего. В большой, круглой, обитой войлоком палатке было душно. Несколько командиров кашляли, а другие выглядели бледными и ослабленными, хотя они прилагали все усилия, чтобы скрыть свою немощь. Баян подумал, сколько воинов они потеряют вследствие чумы, когда все это закончится.
– У нас новый приказ, – сказал военачальник Куке. – Ван Дэчэнь возглавит нападение на ворота Ху Го. Сегодня ночью.
– Ван Дэчэнь? – спросил один из командиров.
– Да, – ответил Куке.
Ван Дэчэнь был самым доверенным полководцем Великого хана, его главнокомандующим. Здесь, в Рыбацком городке, Ван Дэчэнь был предводителем четырех туменов
