Последние дни Венедикта Ерофеева - [12]
Обсуждаем его предстоящий день рождения. Веня: «Я свой день рождения люблю даже больше Нового года. На станции Чупа за полярным кругом я издал свой первый крик».
Мелькнула на картофельном поле ожидающая нас Галя. Окликнула ее. Подошла и назвала нас с Веничкой пьянью. И добавила: «Пусть лучше он с Ахмадулиной спивается. Ведь они так давно и нежно любят друг друга!»
Веничка комично стукнул кулаком по пеньку: «Не сметь делать замечания католику!» Мы все рассмеялись.
Уже дома допили все вместе вино. Галя пожелала мне хорошо отдохнуть, подарив на дорогу баночку малинового варенья собственного изготовления. Веничка пошел меня провожать до середины картофельного поля. Сказал: «Если бы ты была верна, тебе цены не было бы». Попрощались. Долго смотрела ему вслед… Наконец он обернулся и махнул мне рукой.
____________
В Коктебеле получаю от Венички письмо.
«Пользуюсь тем, милая девчонка, что минут через несколько «Балашиха» Надька и Инжакова Ольга отправятся в столицу и попутно опустят тебе эту короткую эпистолу. Я письма писать разучился и отвык: в 60-х годах я писал в среднем 300–400 писем в год. А в 70-х: 30–40. А в 1987 г. я отправил всего только три маленьких письма сестре Тамаре и вот тебе третье махонькое. До этого, до сегодняшнего дня то есть, был настолько размагничен и зол, что о каких-нибудь письмах, даже тебе, было смехотворно и говорить.
На неделю прервались всякие прогулки в леса, все записки в блокнотах, даже всякое чтиво. Приступил было к “Ожогу” Васьки Аксенова, но дошел только до 25-й страницы, прочел: “Мы шли по щиколотку в вонючей грязи поселка Планерское, а мимо нас вздувшиеся ручьи волокли к морю курортные миазмы”, – сплюнул и отложил в сторону. Сказал только “экое паскудство” и больше ничего не сказал.
Вчера (впервые после твоего отъезда) высунулось солнце. Но погоду на осень и зиму сулят пасмурнее и холоднее обычного. Так что я и радио перестал включать. Подумал только “Экая гнусность” и больше ни о чем никогда не хочу думать. Довершает все мои неуютности прилипчивый пес Улан, обжора и бич Божий, мое мохнатое наказание, долговязая моя отрава. И с ним мне соседствовать до 29-го.
Автограф письма В. Ерофеева к Н. Шмельковой от 22.08.87
Занятно было в 33-м “Огоньке” видеть твою фамилию. Так что не все у меня черно.
Еще отрада, допустим, – мой котенок Пиночет. Я все чаще захожу на ту половину, чтоб с ним посидеть. При этом я напоминаю ему, наверное, своими очертаниями Норвегию, а он мне – остров Бахрейн. Он – короткий, как девичья память, я – длинный, как рубль. И еще одна радость меня ожидает: я вменил себе в обязанность мыть шею по четным числам, а после 31 августа будет первое сентября. И еще 4-го, в пятницу, вечером еду в Москву, чтоб утром 5-го получить свой пенсион. Ты заглянешь или нет? Я предварительно куплю тебе какой-нибудь гостинец, чего-нибудь паршивого и сухого. Помню постоянно. Обнимаю и скорее приезжай на Флотскую.
Венед. Ероф.
22/8.87 г.».
____________
5 сентября
По возвращении из Коктебеля приезжаю на Флотскую. Познакомилась со старшей любимой Веничкиной сестрой Тамарой Васильевной. Она живет в Кировске, переписывается с ним, присылает дефицитные книги. Веничка писал ей обо мне, и ему очень хочется, чтобы я ей понравилась. Все время ко мне придирается: слишком загорела, очень похудела… Недоволен челкой. Подарила ему свои три коктебельские акварели. Сказал: «Живописец ты плохой!»
____________
8 сентября
Снова в Птичном. Долго гуляем с Веней и Галей в лесу. Неожиданно Галя сорвалась в Москву. Веня поделился со мной, что ей грозит больница. Все симптомы: чрезмерное увлечение наукой, исписывание формулами обоев, книг и т. д. «Это происходит с ней с 81 года», – сказал он.
____________
11 сентября
Вечером звонит Галя. Попросила навестить Веничку в Птичном. Сама приехать скорее всего не сможет. Ерофеев встретил радостно. Сказал, что предчувствовал мое появление. К вечеру – неожиданный приезд Гали. Ночевала у них. Утром все вместе ходили в лес за грибами. Лишний раз поражаюсь, как Веничка любит это занятие: даже никому не доверяет грибы чистить, а уж варить или жарить – тем более.
У Гали действительно обострение. Все время возбужденно говорит о науке, о каких-то формулах. Говорит, что знает о том, о чем никто даже и не подозревает.
Сообщила, что Лён от имени ее начальницы Арбузовой позвонил ее лечащему врачу Мазурскому с целью запечь ее в больницу. Она в панике. Боится приезжать в Москву. Просит меня позвонить Мазурскому и с ним объясниться. В тот же день позвонила. Все обошлось. Он обещал Галю не трогать, пока она сама не захочет с ним повидаться. Сказал, что мнение Льна для него не авторитетно.
____________
15 сентября
Неожиданный приезд ко мне домой Гали. Рассказала, что была по Веничкиным делам у Бориса Мессерера. Сказала ему: «Если со мною что-то вдруг случится и к вам придет Наташа, примите ее хорошо. Ей можно верить». Даже предложила поговорить с Мессерером, чтобы он устроил меня к себе на работу художником-подмастерьем. Ей очень понравились мои работы, и я одну ей подарила. Но, по-моему, это все ее фантазии. Ни с кем и ни о чем она не говорила, но не в этом дело. Мне Галю очень жаль. Про Льна сказала: «Я его на порог больше не пущу. В конце концов квартира моя. Он Веничке всегда завидовал, даже его фигуре».
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.