Последние дни Джека Спаркса - [27]

Честейн говорит, что они с ее партнершей (боевой партнершей – хотя кто их знает) Фан часто имеют дело с людьми из разных уголков мира, в которых «угодило проклятие».

– Проклятие, как правило, можно снять. Или, например, клиентам часто кажется, что в их доме обитают призраки. Мы постоянно проводим домашние зачистки, избавляем стены от негативной энергии. Ну-ка, не забывай пользоваться пепельницей.

Я машинально стряхиваю пепел. Мое сердце упало на словах «проклятие» и «призраки», а уж при упоминании «негативной энергии» оно вовсе оборвалось. Пристраивая пепельницу у себя на коленях, я спрашиваю:

– Что значит «негативная энергия»?

Но Честейн считает, что слова говорят сами за себя.

– Это энергия, – объясняет она как маленькому, – и она негативная. Люди придумывают сотни имен для окружающих нас явлений. Я вот зову это ци. Негативные события создают дурные ощущения, неуют. Они могут сказываться по-всякому: у человека может испортиться настроение, его может стошнить.

– И что конкретно вы делаете, чтобы очистить дом от… негативной энергии?

Она хватается за подлокотник кресла и выталкивает себя из него. Деревяшка скрипит.

– Ты надолго в городе? Мы выезжаем к клиенту в пятницу на остров Лантау. Я узнаю, может, они не будут против, чтобы и ты к нам присоединился. Есть вещи, которые нужно увидеть собственными глазами. Об этом ведь твоя книга?

Я киваю:

– Она о незашоренном подходе к сверхъестественному.

Она смотрит на меня из-под налитых век, изучает меня.

– Отчего же мне кажется, что ты уже нацепил шоры и забаррикадировался ото всего? Ты заранее сделал выводы.

– Если бы я что-то увидел своими глазами… какое-то неоспоримое доказательство…

Жестом она обрывает меня.

– У тебя это на лице написано. Руки скрещены, напряжение… Ты хочешь побыстрее закончить со мной и переключиться на очередного простофилю.

– И кто из нас заранее делает выводы? – возмущаюсь я. – Я с вами закончу, если вы будете этого заслуживать.

– Ерунда. На дворе эра убежденности, дружок. Все так путано и непредсказуемо, что люди мертвой хваткой цепляются за эти… эти… дрейфующие льдины собственных мнений. Им страшно обнажать свои сомнения, особенно перед самим собой. Это до добра не доведет.

Тут уже я хмыкаю:

– Не доведет до добра? То, что у людей есть свое мнение?

– Люди перестали разговаривать. Они только обмениваются своими убеждениями, как пулеметной очередью. Когда ты последний раз видел, чтоб человек написал в своем блоге: «У меня еще нет мнения по этому поводу, но я сообщу, когда оно у меня появится»?

Выдав эту пылкую речь, она смягчается:

– Но главное, я рада, что ты пришел ко мне в начале этого своего пути.

Не заостряя внимание на ее снисходительном отношении к «этому моему пути», я спрашиваю, почему она так говорит.

– Ты ступил в этот совершенно новый мир с закрытыми глазами и сердцем. Рано или поздно что-то непременно напугает тебя до инфаркта, даже если ты не будешь в это верить. Так что мой тебе совет: научись управляться со своим страхом. Я научилась абстрагироваться, мне это необходимо в работе, но это пришло с опытом и навыком.

Меня подмывает спросить, во сколько мне обойдется такой бесценный совет, но она явно распознает издалека любой сарказм. Тогда я спрашиваю ее мнения по поводу видео. Кажется ли оно ей настоящим? Щекочет ли какие-то, кхм, мистические уголки сознания?

Она признается, что так и не видела запись, надевает очки, защищаясь от солнца, и пристраивает планшет у себя на коленях. Я отвечаю на ее вопрос, как называется ролик на сайте: «Откуда взялось это псевдопаранормальное видео?» Пока она щелкает пальцем по экрану, добираясь до видео, я наблюдаю за парапланеристом, который снижается у берега и кубарем приземляется. Слишком круто зашел на посадку – самоуверенность подвела.

Я дошел до той точки, когда мне даже не нужно смотреть видео вместе с ней. За сорок восемь часов, прошедших с той минуты, как видео вернулось в мою жизнь, я успел выжечь его у себя на подкорке. Я не знаю, сколько раз успел пересмотреть его за шестнадцать часов перелета до Гонконга на командировочные от «Эрубиса». Я выучил каждое движение оператора. Каждый его вдох, каждый скачок камеры, я наблюдал за ним, как пелось в песне группы Police.

И пусть я не слышу начального «Сатанахию», отмечающую экватор «Манию» и финального «Баракияла» (не говоря и об операторском «О боже, вот оно»), я все равно могу догадаться, что именно видит на экране Честейн в каждый конкретный момент. Мысленно я представляю полупрозрачные ноги, как они поворачиваются к камере, и точно знаю, сколько времени у них на это уходит. Когда-нибудь я возьму интервью у того, кто придумал этот грамотный и элегантный спецэффект с угасанием. Даже если ему это и не придется по душе.

Шерилин Честейн (наверное, слишком рано называть ее «Шер»?) смотрит видео молча. Выражение лица не выдает ее мыслей, хотя морщинки на лбу становятся глубже, когда оператор сворачивает за угол и снимает мрачное таинство.

Даже после кульминационного «Баракияла» она молчит. Только делает глубокий вдох, как будто на целых сорок секунд забыла, как это делается. А потом, как я и предполагал, нажимает кнопку воспроизведения заново.