Последнее японское предупреждение - [6]

– А дело в банке?

– Не пытайся подловить меня.

Муж произнес это таким тоном, что я, наконец, уяснила – все, пора закрывать рот. Отбросив расческу на кровать, я подошла к Сашке и вжалась лицом в грудь:

– Прости… ты прав, конечно.

Руки мужа крепко взяли меня за плечи и слегка встряхнули:

– Аля, я не шучу. Мне действительно не нужно, чтобы сейчас ты вмешивалась в происходящее, понимаешь? – и то, как он выделил голосом именно эти два слова, только лишний раз убедило меня в том, что назревают крупные неприятности. – А теперь… – Сашка перевел взгляд на стенные часы, – тебе не кажется, что вы уже опаздываете?

– Ох ты, черт! – Я совершенно потеряла счет времени, и мы действительно уже опаздывали – Соня в школу, а я на первую пару у студентов-первокурсников.

– Вот так и бывает, когда суешь свой нос в чужие дела. – Сашка ласково потрепал меня за щеку и отошел от двери: – Все, беги, а то совсем опоздаешь.

Евгения

– Женька, ты чего разлеглась-то? – за плечо нещадно трясли, и Женя, прикорнувшая в изножье кровати, резко выпрямилась и села:

– Что?!

– Не видишь, катетер выскочил? – Аня бесцеремонно сдернула одеяло и ткнула пальцем в желтоватое пятно, расползавшееся под телом неподвижно лежащей Лены.

– Ну, так поправь, – враждебно огрызнулась Женя, – это не моя обязанность.

– Твоя обязанность сидеть и следить, а не дрыхнуть тут, как в доме отдыха, – зло бросила Аня, надевая резиновые перчатки, – неси давай белье сухое.

Женя вышла из палаты, закрыла дверь и, прислонившись к стене, заплакала. От усталости подкашивались ноги, все утро, с пяти часов, она драила лестницы в девятиэтажке, а потом сломя голову бежала сюда, в больницу, и, сделав все необходимое, присела на угол кровати и незаметно для себя задремала. И надо же было случиться, что этот злосчастный катетер выскочил именно в эти пятнадцать минут!

– Ты чего ревешь? – раздалось рядом, и Женя мгновенно вытерла глаза. Около нее стоял Миша, тот самый охранник, что постоянно предлагал свою помощь. – Случилось что?

– Н-нет, устала просто, – пробормотала девушка, пряча глаза.

– Ты во сколько домой сегодня пойдешь?

– Не знаю… часов в девять, наверное. Покормлю, перестелю на ночь – и поеду.

– Тогда я тебя подожду? Смена в восемь закончится.

Женя удивленно посмотрела на молодого человека:

– Зачем?

– Ну, как… домой провожу, – смущенно проговорил он.

– Зачем? – повторила Женя, и Миша совсем растерялся:

– Так это… темно же… поздно…

«Каждый день темно и поздно», – хотела ответить девушка, но в этот момент дверь палаты открылась, и оттуда выглянула Аня:

– Нет, ты гляди! Я ее с бельем жду, а она тут амуры разводит! – И Женя, забыв о Мише, метнулась в другой конец коридора, к встроенному шкафу с постельным бельем.

Она уже давно привыкла действовать почти на автопилоте, не глядя, брала с полок нужные вещи, не задумываясь, как и что делает, меняла постель под неподвижным телом Лены, машинально рассовывала грязное по нужным мешкам в санкомнате. Точно так же в часы приема пищи вставляла в зонд большой пластиковый шприц, вливала в него подогретый бульон с разведенным в нем детским мясным пюре и уже почти перестала замечать цифру на ценнике в супермаркете, где покупала это самое пюре. Денег не хватало ни на что, все уходило сюда, в больницу, в карманы ночным сиделкам из здешних же санитарок. Оставаться на ночь Женя не могла – если не спать, то она совершенно перестанет держаться на ногах, а ведь нужно еще и работать, чтобы совсем не умереть с голоду ни ей, ни Лене. Она хваталась за любые возможности, будучи бухгалтером, вела несколько фирм, составляла отчеты, даже в больницу таская с собой старенький, еле-еле работающий ноутбук. Она мыла полы в соседнем доме, потому что это можно было делать три раза в неделю рано утром, не выкраивая для этого время днем. Иногда, если оставались силы, Женя здесь же, в больнице, брала заказы на вязаные варежки, шарфики и шапочки для малышей, и медсестры охотно обращались к ней. Но на это тоже нужно было время, которого катастрофически не хватало. Как и денег. В их с Леной комнатах в коммуналке на окраине города не осталось ничего ценного, даже телевизор Женя давно продала какому-то мастеру-надомнику на запчасти – все равно его никто не смотрел.

Соседка Анфиса Валентиновна как-то утром в кухне посоветовала, помешивая какую-то сладкую массу в кастрюльке:

– Ты бы, Женечка, одну-то комнату продала бы, что ли. Хоть не очень большие, а все же деньги. А лучше сдала бы. Так каждый месяц понемногу капать будет. А то и вовсе сразу за полгода, скажем, попроси.

– Как это? – не сразу поняла Женя, варившая бульон из куриной грудки.

– А вот так. Дай объявление да и сдай каким заезжим… Знаешь, много ведь таких-то, кому жилье недорогое нужно. А то и вовсе продать можно, если люди приличные.

– А Ленка куда же денется?

– А ты думаешь, ей эта комната пригодится теперь? – продолжая перемешивать в кастрюле отвратительно-фиолетовую жидкость, отдаленно напоминавшую кисель, поинтересовалась соседка, и до Жени дошел смысл сказанного.

Она отбросила ложку, уперла кулаки в хубые бока и грозно посмотрела на Анфису Валентиновну: