Последнее отступление - [137]
Красногвардеец силился идти быстрее, делал несколько шагов и растерянно озирался по сторонам помутившимися от страданий глазами. Андраш Ронаи протолкался к парню, взяв его под руку.
Солдат все торопил:
— Живей, парень, живей.
— Молчи! — зло бросил ему Артем и добавил сквозь зубы: — Гад толстомордый!
Солдат беззлобно ответил.
— Чего, дурак, лаешься! Отстанет — крышка.
Вышли в поле. Чуть в стороне осталось место боя. Артем видел пригорок, где стоял пулемет и куда он ползал за патронами для Яшки. А впереди село. То самое, которое они чуть было не заняли.
В село колонна пленных вступила вечером. На улице толпились бабы, мулатки, ребятишки. Бабы пристраивались рядом с колонной, передавали красногвардейцам краюшки хлеба, огурцы, яйца. Конвоиры ругались, отгоняли баб.
Старая женщина кричала на всю улицу.
— Чего глаза вылупил, варначина?! Свои ж они, душегубец ты поганый, одной с нами кровушки, русские.
На ночь их заперли в большой сеновал. Красногвардейцы легли на пол, усыпанный заплесневелой сенной трухой. Артем пристроился рядом с Андрашем Ронаи.
— Что они с нами сделают? — спросил у него.
— Не знаю.
— Я все равно убегу. Поведут, шмыгну в кусты…
— Убьют. Бежать надо, но не так…
Артем никак не мог уснуть. Прислушивался к шагам часового за дверью сеновала. Не спал и Ронаи. Он пробовал делать подкоп под стену. Но земля оказалась твердой, сухой. Сделать подкоп голыми руками было немыслимо.
Поздно вечером белые подняли тревогу. Послышалось ржание лошадей, стук копыт, ворчливая брань белогвардейцев. Андраш и Артем подползли ближе к дверям сеновала, прислушались. Возле них собрались и другие красногвардейцы. Шепотом переговаривались.
— Наши, видно, наступают…
— Не скажи. Будь наши на подходе, их бы как ветром сдуло.
— Может, пополнение пришло?
— Не похоже…
— Тише! — сердито сказал Ронаи. Он приник ухом к щели в двери. Во дворе переговаривались часовые. Артем напряг слух, но не мог разобрать слов: мешало чье-то сопение над ухом.
Топот копыт, бряцание оружия удалилось и растворилось в тишине. Андрош Ронаи хриплым голосом сказал:
— Где-то окружили красный отряд. Пошли на подкрепление. В селе, кажется, осталось совсем мало… Надо бежать.
Пленные заволновались. Беспорядочно зашумели. К дверям подошел часовой, резко постучал, крикнул:
— Плетей захотелось, краснозадые!
— Пускай пошумят, завтра их успокоют, — отозвался второй часовой.
В сеновале наступила тишина. Кто-то не сдержал вздоха.
— У меня есть план, — тихо сказал Ронаи. — Надо как-то заставить часовых открыть двери. Мы их сомнем и разбежимся.
— «Сомнем»! В момент перестреляют.
— Кто боится, пусть остается на месте, — резко оборвал Ронаи. — Есть желающие бежать?
— Есть.
— Есть.
— Есть, — сказал Артем.
— Ох, ребятушки, не валяйте дурака, — подал кто-то голос.
Злорадствуя, его поддержал другой:
— Закордонному комиссаришке так и так каюк. Вот он и мутит воду.
— Кто это каркает? — гневным шепотом спросил Артем. — Белые тебя, мерзавец, расстреляют либо нет, а мы наверняка хребтину сломаем. Попробуй еще тявкнуть.
Торопливо обсудили план действий, столпились у дверей. В дальнем углу один из красногвардейцев завыл дурным голосом: «Ой-ой, умираю». Андраш Ронаи ударил кулаком по двери, крикнул часовым:
— Эй вы, помогите человеку!
— Не пропадет, — отозвался часовой, — а пропадет, так урон небольшой.
Красногвардеец выл, не переставая. Ронаи колотил в дверь. Часовые не откликались. Наконец им, должно быть, надоел этот концерт.
— Что ему надо-то?
— А мы откуда знаем. Здесь темно.
За дверями тишина. Часовые, видимо, переговаривались. Немного спустя сквозь щели двери пробился неровный свет, звякнули запоры, дверь приоткрылась. В щель просунулся ствол винтовки.
— А ну, марш от дверей! — приказал голос часового. Красногвардейцы нехотя попятились. В сеновал боком протиснулся часовой, другой — сразу же захлопнул за ним двери. В левой руке часового был фонарь, в правой — наган.
— Ну, что тут у вас? — он поднял фонарь, всматриваясь в лица пленных, сбившихся в углу. У их ног корчился и орал человек. Часовой подошел ближе. Артем оказался рядом с ним. Он смотрел на жилистую темную руку, сжимавшую наган. Он ничего не видел, кроме этой руки и тускло поблескивающей вороненой стали нагана. Мускулы его тела напряглись, как перед прыжком.
Часовой наклонился над больным. В эту минуту руки Андраша Ронаи крепче железных тисков сжали его голову, ладонь закрыла рот. Артем рванул из рук часового наган, приставил дулом к переносице. Кто-то на лету подхватил фонарь. «Больной» перестал было орать, но Андраш приказал: «Кричи еще» — и он завыл пуще прежнего.
Часовой смотрел на Артема посоловевшими от страха глазами.
— Молчи! — шепотом говорил ему Ронаи. — Пикнешь — конец. Понял?
Но часовой ничего не понимал. Пришлось раза три повторить, прежде чем к нему вернулся помраченный страхом рассудок. В знак того, что он все хорошо понял, часовой моргнул глазами. Ронаи разжал руки, взял у Артема наган.
— Сколько человек на посту? — тихо спрашивал он.
— Трое. А еще трое спять в избе.
— Сколько вас в селе?
— Не знаю. Мало осталось. Ушли.
— Жить хочешь?
— Хочу. Не убивайте…
— Зови сюда своего товарища.
Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации.
Войско Чингисхана подобно вулканической лаве сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Вершитель этого жесточайшего абсурда Чингисхан — чудовище и гениальный полководец. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная, вольная жизнь, где неразлучны опасность и удача.
«Разрыв-трава» одно из самых значительных произведений Исая Калашникова, поставившее его в ряд известных писателей-романистов нашей страны. Своей биографией, всем своим творчеством писатель-коммунист был связан с Бурятией, с прошлым и настоящим Забайкалья. Читателю предлагается многоплановая эпопея о забайкальском крестьянстве. © Бурятское книжное издательство, 1977 г.
Войско Чингисхана подобно вулканической лаве сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Вершитель этого жесточайшего абсурда Чингисхан — чудовище и гениальный полководец. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная, вольная жизнь, где неразлучны опасность и удача.
Повести народного писателя Бурятии Исая Калашникова, вошедшие в сборник, объединены темой долга, темой служения людям.В остросюжетном «Расследовании» ведется рассказ о преступлении, совершенном в одном из прибайкальских поселков. Но не детектив является здесь главным. Автор исследует психологию преступника, показывает, как замаскированная подлость, хитрость оборачиваются трагедией, стоят жизни ни в чем не повинным людям. Интересен характер следователя Зыкова, одерживающего победу в психологической схватке с преступником.Повесть «Через топи» посвящена воспитанию молодого человека, вынужденно оказавшегося оторванным от людей в тайге.
Салиас-де-Турнемир (граф Евгений Андреевич, родился в 1842 году) — романист, сын известной писательницы, писавшей под псевдонимом Евгения Тур. В 1862 году уехал за границу, где написал ряд рассказов и повестей; посетив Испанию, описал свое путешествие по ней. Вернувшись в Россию, он выступал в качестве защитника по уголовным делам в тульском окружном суде, потом состоял при тамбовском губернаторе чиновником по особым поручениям, помощником секретаря статистического комитета и редактором «Тамбовских Губернских Ведомостей».
В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».
Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.
«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.