Последнее целование. Человек как традиция - [5]
В конце XIX века Ницше предупреждал и объявлял: «Я утверждаю, что все ценности, к которым в настоящее время человечество стремится, как наивысшим – суть ценности decadence… Я утверждаю, что всем высшим ценностям человечества недостает этой воли (к власти. – В. К.), что под самыми святыми именами господствуют ценности упадка, нигилистические ценности»[2].
Я – как автор данной книги, да и как любой честно мыслящий человек – невольник, понуждаемый объективными обстоятельствами следовать за Ницше, полагаю, что теперь вместо decadence (упадка воли к жизни) утверждаются ценности Mortido (отказа от жизни и воли к смерти). Под лозунгами прав человека, политкорректности и толерантности господствуют ценности нигитологии и инонизма, идеология автогеноцида. Человечества! Его Бытия! Именно под давлением этих сил человека пора заносить в Красную книгу. Потому что он становится традицией, сохранение которой равнозначно продолжению его дальнейшего существования.
Не видеть подобных тенденций могут только слепые и трусы. Или слепые, потому что трусы, будто бы оптимисты, а на самом деле «комфортники», «гламурники», ленивые души и ограниченные технократы (как много их!), не понимать только те, кто мыслит не дальше хода е–2 – е-4 (кажется, большинство, и кажется – ученое). Не случайно эти то и дело по разным поводам ожидания апокалипсиса, его перенос на новые сроки. Потому что он происходит, здесь и сейчас, вполне реально. Не обязательно мгновенно, в дыму и пламени, а – эпоха. «Деградация в новое», в состояние «пост» всего сущего – так можно определить ее трагическую для человечества суть. Новационизм, идеология инновационизма, когда все вещи считаются существующими не для того, чтобы быть, жить, работать, а скорее исчезнуть, замениться другими, более совершенными – это растянутый во времени, непрерывный апокалипсис, фактическая цель переднего края техно-науки. И теперь, когда обоснованная структурализмом и открыто пропагандируемая постмодернизмом в XX веке «смерть человека» реализуется на практике, посредством его замены в трансгуманизме «люденами» и «трансхьюманами» как чем-то «новым, у-совершенствованным», задачей философии становится раскрытие закрывающихся катарактой (прежде всего, техногенной) теоретических глаз человечества. Смысл ее/его существованию придает борьба с наступающим временем. Борьба за Традицию Человека. Это наш последний (увы) пока сохраняющийся рубеж обороны.
Основной = роковой и мучительный вопрос (философии) этого времени: на что надеяться, как вести себя человеку в условиях, когда процесс его «снятия» приобрел объективный характер и прогресс «переступает» через него. Как вырваться из гегелевской тоталитарной ловушки-утверждения, что «все действительное разумно, все разумное действительно», которое нельзя просто отбросить, так как оно говорит о необходимости происходящего. Как относиться к подобной необходимости?
Если она ведет явление, оно встроено в нее, то все великолепно, ее надо только познавать и реализовывать: свобода – познанная необходимость. Такой и была идеология человечества на стадии совпадения технического и духовного прогресса, притом, что его телесное развитие происходило по законам живого. Но если в настоящее время человек познал, что эта необходимость его, как носителя разума, устраняет, является ли она для него разумной? Не разумней ли бороться с ней, имея в виду, что действительность неоднозначна, противоречива, многопланова и плюралистична? В ней, о чем заявляют все, кто находится на переднем крае науки, заложены разные варианты, что развитие реальности принципиально нелинейно и «возможно все». Тогда разумно то, что служит сохранению той сущности, для которой этот разум существует. Разум, если он служит и следует тому, что его уничтожает, сходит с ума, превращается в абсурд. Чтобы он не стал таким, необходимо преодоление неблагоприятной (для нас) необходимости. Свобода – это преодолеваемая необходимость! Разум нетождествен (по)знанию, это ум(ение) = способ(ность) оценивать, сравнивать, выбирать. Перефразируя того же Гегеля, «направлять одну силу на другую, чтобы стоя за их спиной, сохранять себя». Такой Разум и надо культивировать как основной вопрос-задачу философии. Как деятельность ради продолжения нашего бытия.
В любом случае, даже если не верить в возможность сосуществования разных миров, не лучше ли тогда умереть достойно, по философски, т. е. отдавая отчет, каким образом привело нас к этому положению вырвавшиеся из-под контроля нерегулируемое научно-техническое развитие. Давайте уйдем мужественно, в памяти опыта и с пониманием амбивалентности результатов своей без(д)умной веры в прогресс. В сознании, хотя бы в лице некоторой части людского рода. В истории человечества было много великих смертей, начиная с Сократа и Христа, но в ситуации его родовой смерти стоит вспомнить артефакт Гамлета, его последние в трагедии, обращенные к Горацио, слова: «Так ты ему (новому наследнику трона), скажи и всех событий открой причину. Дальше – тишина». (Умирает)[3]. «По-философски» – это не в состоянии эвтаназии, а хотя бы попрощавшись, сохранив честь человека как разумного существа, когда-то населявшего Землю.
Постмодернизм становится синонимом современного философствования, конкретизируясь как постструктурализм, деконструкция и грамматология.В пособии рассматриваются: 1) исторические предпосылки возникновения философского постмодернизма; 2) процессы и способы деконструкции вещно-событийного мира и деантропологизации человека; 3) построение новой информационновиртуальной онтологии; 4) проблемы коэволюции миров и сохранения идентичности Homo vitae sapiens.Предназначено для магистров и аспирантов гуманитарных специальностей, а также всех, кто интересуется современными тенденциями развития философии.
Цитата из Михаила Кузмина, вынесенная в заголовок, на первый взгляд совершенно неприложима к советской интимной культуре. Она как раз требовала чего-то большего, чем любовь, редуцируя само чувство к величине бесконечно малой. Соцреализм в классическом варианте свел любовный сюжет к минималистской схеме. Любовному сюжету в романе или фильме отводилась по преимуществу роль аккомпанирующая, а его типология разнообразием не отличалась.Томление страсти, иррациональность, эротика, все атрибуты «чувства нежного» практически отсутствовали в его советском варианте, так что зарубежные наблюдатели зачастую отказывались считать эту странную страсть любовью.
Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».Что такое цивилизация?Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.Но так ли это в реальности?Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.
Дворец рассматривается как топос культурного пространства, место локализации политической власти и в этом качестве – как художественная репрезентация сущности политического в культуре. Предложена историческая типология дворцов, в основу которой положен тип легитимации власти, составляющий область непосредственного смыслового контекста художественных форм. Это первый опыт исследования феномена дворца в его историко-культурной целостности. Книга адресована в первую очередь специалистам – культурологам, искусствоведам, историкам архитектуры, студентам художественных вузов, музейным работникам, поскольку предполагает, что читатель знаком с проблемой исторической типологии культуры, с основными этапами истории архитектуры, основными стилистическими характеристиками памятников, с формами научной рефлексии по их поводу.
В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.
Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.
Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).
В новой книге объединены самые различные жанры: философская притча, контрапунктная фантазия, психологический этюд, эссе, классический портрет, бытовая зарисовка, шутливая сценка, мифологическая интерпретация, искусствоведческий комментарий, книжная рецензия, филологический анализ, автобиографический рассказ, схоластический трактат, религиозный диспут и завершающая все и законченная в себе философия.Стилистически всех их роднит стремление темы-мысли раскручиваться и «парить» на едином дыхании.Остается надеяться, что причудливая многожанровая семья с привычной доброжелательностью примет в свой гостеприимный круг благосклонного и любознательного читателя.
Одиночество относится к числу проблем всегда актуальных, привлекающих не только внимание ученых и мыслителей, но и самый широкий круг людей. В монографии совершена попытка с помощью философского анализа переосмыслить проблему одиночества в терминах эстетики и онтологии. Философия одиночества – это по сути своей классическая философия свободного и ответственного индивида, стремящегося знать себя и не перекладывать вину за происходящее с ним на других людей, общество и бога. Философия одиночества призвана раскрыть драматическую сущность человеческого бытия, демонстрируя разные формы «индивидуальной» драматургии: способы осознания и разрешения противоречия между внешним и внутренним, «своим» и «другим».