После Шоколадной войны - [41]

Он потянулся к Мортон и коснулся рукой ее лица. Она смотрела в темноту, наблюдая за светом фар проезжающих мимо машин, пробегающим по асфальту и по световозвращателям на столбиках у края дороги. Она ненавидела себя за то, что всегда имела ответ на любой вопрос Арчи Костелло. Она была симпатичной, умной и у парней всегда пользовалась успехом. Она не пропускала субботних вечеринок в школе, начиная с седьмого класса. Ей были присущи независимость и хладнокровие, в чем, наверное, Арчи видел слабость, и это был ответ его потребностям. Но какое-то маленькое волнение каждый раз возбуждало в ней жизнь, когда она слышала его голос по телефону. Наверное, все-таки он был прав, говоря о том, что в жизни каждого есть что-нибудь отвратное. У нее был Арчи Костелло. Она никогда не бывала с ним на вечеринках (и он никогда не просился с ней туда). И все же он не мог бы отрицать приносимые ею удовольствие и чувство вины. И она из раза в раз продолжала натыкаться на это, когда они были вместе. Она не позволяла себе дружить с кем-нибудь еще. И теперь снова она отвечала его ласке.

Она поддалась… и на какое-то мгновение Арчи Костелло и Джил Мортон оказались в маленьком мире чувств, заключенном в старой «Черри» до внезапного порыва, до приступа удовольствия, до извержения красоты и ярости, оставившего их обоих одними на волне восторга и восхищения. На это мгновение они настолько стремительно оставили все в прошлом, что минутой позже могли лишь вспомнить о своем существовании.

Они какое-то время сидели в томной усталости, в полном истощении. Арчи заставил себя войти в это состояние, наслаждаясь короткими мгновениями тишины, потому что он знал, что в какой-то момент Мортон заговорит. Позже она всегда начинала говорить. И он был вынужден скрывать раздражение и нетерпимость, зная, что ей нужно было выговориться, в чем она нуждалась больше, чем во всем, что было до того.

— Что тебя так волнует в этом американском супергерое? — лениво спросила она.

Арчи отпрянул.

— Ничего, — сказал он.

— Тогда, зачем о нем говорить?

Арчи снова понял, почему он всегда держался подальше от других. Дай им немного приблизиться, и они полезут к тебе на шею и слишком многое на себя возьмут.

— Забудь это, — сказал он, поворачивая ключ в замке зажигания. Мотор ожил.

— Эй, не сходи с ума, — сказала она. — Ты выбрал этого субъекта, а не я, — и она дотянулась до ключа и выключила зажигание.

Арчи не ответил, зная, что Мортон была права. Картер волновал его, и он знал почему. Ему была нужна особая акция против Картера, а не какое-нибудь маленькое задание, которое будет временным или мимолетным. Картер был особым случаем. Нужно начать с его особых наград, а закончить где-то еще, чтобы Картер запомнил это очень надолго.

Мортон снова вторглась в его мысли, Мортон и то, что она знает, ожидание прикосновения, занятые руки, открытый рот, язык похожий на маленькую, приятную, стремительную змейку. И Арчи снова будет в ее объятиях, забыв о Картере и всем остальном, отдавшись Мортон, продолжающей на волне чувств, которые, как он знал, ворвутся в глубокий темный цветок экстаза, который почти, почти наступит… но ни разу, ни разу будет доведен до конца.

---

Он в третий раз пытался набрать номер Губера, пропустив первые два раза, когда его вспотевший палец соскальзывал и попадал не в то отверстие на диске: «Промах пальца по Фрейду?» — спросил он себя, мрачно улыбнувшись. Но он был доволен, что хоть чуть-чуть он сумел превратить это в шутку, и затем услышал в трубке длинные гудки.

Он стал устойчивей, расставив ноги пошире, ему показалось, что он собирается противостоять ураганным ветрам, которые сметут его прочь. Сумасбродство. Он всего лишь звонил по телефону своему старому другу.

Третий гудок, четвертый… Он представил себе звук телефонного звонка, блуждающий в невидимой пряди проводов, растянутых между комнатой, где стоял он и гостиной у Губера дома, где, очевидно, некому было подойти к телефону.

Седьмой… восьмой…

— Ладно, — подумал он. — Никого нет дома, мой шаг сделан. Как-нибудь в другой раз, — вздохнув, он собрался повесить трубку, как вдруг услышал, как кто-то произносит: «Алло», вдох и выдох, и затем снова: «Алло».

Джерри подавился воздухом: «С чего начать?»

«Алло?» — снова повторил голос все еще на задержке дыхания, уже со знаком вопроса на конце и с намеком на раздражение.

И Джерри понесло:

— Привет, Губер? Ты — как? Это — Джерри Рено, только подумал, что лишь позвоню… — так много и так быстро, слова вылетели все сразу. — Ты только что бегал? — «Черт. Все это время живя в космической тишине… я, наконец, не могу закрыть рот».

— Это ты, Джерри? — спросил Губер, глубоко набрав воздух, вероятно, только прибежав, и Джерри ему позавидовал, ему тоже захотелось бегать, прыгать, бешено нестись сквозь весенний воздух, поняв, как было важно ему выбраться из удушья и смертельного уныния квартиры, давившего его с самого возвращения.

— Это действительно я, — сказал Джерри желая, чтобы его голос звучал нормально, как у Джерри Рено, как это знал и помнил Губер.

— Рад услышать твой голос, — сказал Губер, но с какой-то долей осторожности, слова были в полном порядке, но его голос шел на ощупь.