После Шоколадной войны - [36]

— Ладно, это твоя шея, а не моя, — сказал Оби, делая шаг к гильотине. — И я не шучу, — и, взглянув на Рея, спросил: — Готов?

— Готов, — ответил тот немного приглушенным голосом. Была ли дрожь в его голосе?

Оби нажал на кнопку.

Ничего не произошло. Какой-то жуткий момент лезвие все еще висело, покачиваясь из стороны в сторону, а затем внезапно сверзилось вниз, настолько неожиданно и потрясающе, что Оби, потеряв дыхание, отскочил назад. Лезвие упало настолько быстро, что его глаза не смогли уследить за его спуском. И самое потрясающе было в том, как лезвие вонзилось в шею Рея, или это только так показалось, что вонзилось. Его шея оказалась невредима, не было ни какого ужасного разреза и ни какой крови. Лезвие теперь покоилось на дне углубления, словно прошло через плоть Рея.

— Боже! — воскликнул от страха Оби.

Рей вскочил с колен. Улыбка триумфа загорелась на его лице. Он действительно был очень доволен собой.

— Voila! — радостно воскликнул он, махая рукой в сторону гильотины, и затем поклонился, широко разворачивая руки, словно снимая с головы шляпу.

Оби закачал от удивления головой.

— Черт, как это работает?

Но в тот момент, когда со свистом опустилось лезвие, и у него внутри все содрогнулось, он поймал себя на мысли, что на плахе должна быть шея того, кто напал на Лауру и трогал ее руками.

— Фокусник никогда не выдаст своих тайн, — сказал Рей Банистер, немного затаив дыхание.

Оби сощурил глаза, оценив его слова. Рей все равно, хоть и немного, но сомневался в эффекте фокуса? Могло ли оно так и не сработать?

У Оби на этот вопрос ответа не было. Теперь, так или иначе, Рей Банистер почувствовал себя победителем. Он гладил рукой окрашенную под грецкий орех древесину и блестящее лезвие.

Напоминая ему о первом своем визите, Оби сказал:

— Послушай, Рей, помнишь, я тебе рассказывал о том задании, назначенном на день визита епископа?

Рей кивнул, припомнив его особенности с искривленным выражением лица.

— Ладно, оно отменено. Ты от него свободен. В тот день епископ не прибудет.

Рей с облегчением выпустил воздух.

— Здорово! Я действительно не хотел путаться в делах «Виджилса», о которых ты мне рассказывал.

Оби не ответил, почувствовав к Банистеру немного жалости. Он знал, что Арчи вспомнит о нем рано или поздно, и что Рей Банистер обречен.

Рей снова повернулся к гильотине, его глаза были полны внимания. Оби сощурился, изучая аппарат, а затем взглянул на то, что осталось от кочана капусты, рассыпанного по всему полу. Его почему-то пробирала дрожь.

Когда через полчаса он был дома, то нашел записку, написанную рукой его матери:

«Я у парикмахера. Звонила мать Лауры. Они вдвоем на несколько дней уехали в Спрингфельд навестить родственников».

Мысли забегали в голове у Оби, словно преследующие друг дружку насекомые. Почему не позвонила сама Лаура? Почему ее мать? И где в Спрингфелде у них живут родственники? Он скомкал записку и выбросил в корзину. Моментом позже он достал обратно, разгладив бумагу, перечитал снова. В накарябанных карандашом словах виделся конец света.

В ту ночь ему снились дикие сны, и были ли они снами, или просто сгустком мыслей и эмоций, всплывающих из его подсознания, когда он неудобно лежал в постели и беспокойно ворочался с боку на бок? Картинки всплывали перед глазами: Лаура, ее красивые, полные губы, накрашенные помадой цвета кетчупа… машина у края пропасти… гильотина, со свистом слетающая на кочан капусты, вдруг превращающийся в человеческую шею, и брызги крови, разлетающиеся по комнате вместо листьев. Запах крови, ударивший ему в ноздри — пахнет ли кровь вообще?.. Его беспомощность в машине и образы в ярком луче фонаря, задыхающаяся Лаура и ее крик… Грубые руки, придавившие его к земле и запихавшие его под машину… полуботинки с болтающимися шнурками…

Полуботинки?

Полуботинки он видел отчетливо. Исцарапанные и изрезанные, словно кто-то по ним несколько раз прошелся ножом.

И болтающаяся пряжка на одном из них, висящая на нитках, поблекшая медь, которая никогда не полировалась.

Сон лопнул, словно он сорвался с качелей и изо всех сил ударился о землю. Он сидел на кровати. Голова болела. Он взглянул на электронный будильник, на нем высвечивались цифры «2: 31». Откинув одеяло, он протер лоб, будто бы можно было стереть рукой боль, словно надпись с классной доски. Это был сон? Полуботинки были не из сна, даже если он видел их во сне, то почему они заставили его проснуться? Они были настоящими и не являлись плодом его усталости, расстройства или разочарования. Они вырвались из реальностей его памяти.

Это была память:

Когда неизвестно кто скрутил и придавил его к земле, в то время как еще кто-то напал на Лауру, и затем его голова была уже около кромки переднего колеса, в нескольких дюймах от его глаз были порванные полуботинки на ногах того, кто держал его под машиной.

Глядя в ночь широко раскрытыми глазами, словно его веки были расперты зубочистками (что-то такое он видел в кинофильме про Конг-Фу), он знал, что его подсознание раскрыто.

Это — ключ.

Это больше, чем ключ.

Часть того, что он смог увидеть, поможет ему безошибочно найти одного из тех, кто тем вечером напал на них около Пропасти. Он увидел, как разоблачает этого ублюдка, вынуждая его признаться, и узнаёт о других, вовлеченных в эту акцию, когда в это время перед его глазами предстала Лаура, ее глаза, сияющие с восторгом и любовью.