После Шоколадной войны - [34]

— Я также ничего не знаю, — сказал Бантинг.

— Картер?

Кровь запульсировала в висках у Картера, но он старался держать себя в руках.

— Ты меня спрашиваешь? — начал он, внося в голос должную дозу презрения, словно для него это не имело никакого значения.

Но как бы не так. Он боялся, что Арчи во всеуслышание объявит, что кто-то предупредил Лайна об акции, назначенной на визит епископа.

Когда глаза Арчи снова пробежались по сидящим в помещении, то установилась мертвая тишина. Равнодушные взгляды не говорили ни о чем, и не выдавали никаких тайн. «Его глаза задержались на мне больше, чем на ком-либо еще», — подумал Картер, он знал тайну этого «кое-что еще». И почувствовал облегчение, когда услышал слова Бантинга, прервавшие исследование Арчи.

— Разве нельзя устроить такой прогул в другой день? Все вместе уходят… в десять, — он чуть было не сказал «на хрен», что принесло бы ему новые неприятности. — Нам есть, чем заняться.

— Проект отменен, — категорически сказал Арчи. — Без епископа, такой прогул лишен смысла.

Картер не знал, что ему делать с этим проклятым молотком. Собирался ли Арчи заканчивать встречу?

— Кто-нибудь еще что-то знает? — спросил Арчи, но это звучало уже не воинственно, казалось, что его искренне интересовал возможный ответ.

Ответа не последовало. Каждому просто хотелось уйти отсюда — поскорей.

Арчи взглянул на Картера.

— Картер — молоток, — напомнил Арчи. — Встреча закончена.

Молоток опустился на стол так, словно в древесину вонзился толстый гвоздь.

Хотя он и ненавидел запах этого заглушенного помещения, провонявшегося потом, прелыми носками и кроссовками, Арчи задержался здесь после того, как все уже ушли.

Сверить возможное.

Он не собирался хоть как-то повлиять на конфликт между Оби и Бантингом, и в этом не было необходимости. Он хорошо знал Оби и почти читал его мысли. И выражение его лица, словно карта, подробно выдавала все, что было у него на уме. Арчи видел ошеломленного и обескураженного Оби, очевидно, все еще не пришедшего в себя после того, что с ним произошло предыдущим вечером, но он никого не подозревал, не собирался ни с кем выяснять никаких отношений. Оби лишь смотрел на всех сидящих, вообще не цепляясь за Бантинга глазами. Арчи мог держать пари, что Оби не знал, кто напал на него и его девушку в машине.

Но для Арчи даже более чем очевидно было другое. И его это вполне удовлетворило.

Предателем, конечно, был Картер. Картер, который изначально не показал никакого энтузиазма к визиту епископа. Картер, который очевидно ненавидел свою роль держателя молотка. Картер, который все собрание просидел, будто в трансе, пропуская реплики Арчи с ударами молотка. Вдобавок он его еще и уронил. Картер, на лице которого зажглась вина, словно красный сигнал светофора. Цвет крови. Картер, который остался не у дел без его идиотского бокса и футбола. Силач Картер, в котором внезапно заговорила совесть. С момента начала собрания Арчи наблюдал за бегающими глазами Картера, за его бледным лицом, силач превратился в медузу, в смятую шляпу.

Предателем был Картер.

Хотя доказательств у него не было — сомнения прочь. Но Арчи нужны были доказательства.

Он стоял в спертом, противном воздухе заглушенной комнаты и думал:

«Бедный Картер…»

Жизнь Картера никогда больше не будет такой, как прежде.

---

Лауры не было дома.

Или возможно она не открывала дверь, также как и не отвечала на телефонные звонки.

Он снова нажал на кнопку и вслушался в слабое эхо звонка, которое звоном отдавалось от стен где-то внутри этого дома. Но других звуков за дверью не было, ни какого шевеления или шагов. Так или иначе, дом казался пустым. Присутствие Лауры для него всегда было ярким и сильно ощутимым. Ею полнился воздух, возбуждая все его чувства. Теперь: ничего. У входа в дом «Фольксвагена» ее матери не было также.

Он пнул ногою дверь и уже не ждал ответа, но ему было нужно хоть что-то сделать.

Проклятье. Ему, во что бы то ни было, нужно было ее увидеть. Переполненность виной, одиночеством и тоской брала его за горло. Его затравили разного рода мысли, кружась вокруг, словно снежинки вокруг крошечных людей в стеклянном шаре у него на камине.

Он повернулся, спустился с крыльца, и почувствовал себя так, словно отступает, понеся серьезные потери в перестрелке. Он побрел к своей машине. Игривость и веселье весеннего дня раздражали его. Сверкающее солнце, дуновение армата сирени и весь этот пустой бред.

За этот день он уже второй раз побывал у нее дома. В первый раз он приехал сюда сразу после уроков и не найдя ответа поехал к ее школе. Там никого не было. Заглянув через дверь главного входа, он увидел уборщицу, отдирающую шваброй коридор. В этой школе он был посторонним. Возвращаясь к машине, он понял, как мало знал о ее жизни, о ее буднях. Иногда она могла рассказать ему о своих подружках. С двумя из них он был знаком, но в его памяти их лица были смазаны, и к тому же он не помнил, кто из них Дебби, а кто Донна.

Его подбородок покоился на рулевом колесе, и он печально смотрел на дом Лауры. Ожидание показалось ему безнадежным: дом был пуст, внутри не было никого.

Его сознание переключилось на встречу «Виджилса» и на очередное странное представление Арчи. В обычной ситуации он мог взвесить и рассчитать каждый шаг Арчи, но теперь не смог ни на чем сконцентрироваться. Лаура и его мучения преобладали над всем остальным.