После Шоколадной войны - [3]

— Ты думаешь, что есть правила, касающиеся ругани? — спросил Бантинг, его доверие начало быстро таять.

— Вот именно, Бантинг. Правило, которое обязывает не прибегать к похабному языку, не ругаться на собраниях «Виджилса», не упоминать имя Господа всуе, — в голосе Арчи сквозило издевательство. Он тряс головой, симулируя разочарование. — Эй, Оби, как долго действует у нас это правило?

— Шесть дней, — автоматически ответил Оби.

— Смотри, Бантинг. Ты — парень амбициозный, хочешь сделать карьеру в «Виджилсе», но ты уже упустил новое правило.

Еще двое других «годовалых» сидели неподвижно. Одним из них был рослый худощавый парень с выпученными глазами, его звали Харлей, и угрюмый увалень по имени Корначио, с усыпанным прыщами лицом. Они никогда раньше не видели, как на самом деле действует Арчи, и, очевидно, тоже почувствовали угрозу. Ветераны «Виджилса» с удовольствием наблюдали за продолжением спектакля, осознавая вместе с Оби очередную внезапную импровизацию Арчи.

— Объясните Бантингу, зачем мы иногда можем принять новое правило, Картер.

Картер это ненавидел. Будучи президентом «Виджилса», он обычно не участвовал в таких играх, но всегда поддерживал правила, держа в руке молоток, ударяя им по деревянному ящику, используемому вместо стола, обозначая точки над «и» после каждой команды Арчи. Картер не одобрял психологических игр. Он предпочитал все, что можно было попробовать на ощупь, кулаками. Его трагедия заключалась в том, что в этом учебном году Брат Лайн запретил бокс. Картер возглавлял боксерскую команду, а также и футбольную. Боксерская команда была распущена, а футбольный сезон давно прошел, на этот день он уже не являлся ее капитаном, и был известен в школе лишь как президент пресловутого «Вижидса». И, как президент, он был вынужден играть с Арчи в его игры, будучи его черным ящиком со словами.

— Мы утвердили это правило, потому что нужно очистить атмосферу, — начал Картер, слова выходили легко и в большом количестве. И то, что он был боксером, не значило, что он глуп. — Невозможно удалить всю эту дрянь, выбрасываемую из выхлопных труб машин. Но, наконец, мы можем держать воздух свободным от всякой нецензурной брани.

Арчи улыбнулся ему в угоду, и Картер возненавидел себя, когда осознал, что попал в очередную его ловушку.

— И каждый, кто ругается, будет платить штраф. Правильно, Оби?

— Нарушивший правила… — начал Оби, он не спешил, ему нужно было взвесить каждую возможность и каждое слово. — …будет стоять голым на автобусной остановке в центре города у Монументального Парка в течение часа, — он кривлялся зная, что внезапная суровость на лице Арчи может быть мерзким наказанием.

— Правильно, — сказал Арчи и посмотрел на Оби с отвращением. — Допустим, Бантинг, это достаточно мягкое наказание. И это, потому что на самом деле что-либо более суровое мы прибережем для другого проступка, а это будет приятным сюрпризом для того, кто ругнется в следующий раз.

Бантинг кивнул, смутился, сконфузился, взвесив все, что случилось — то, как быстро он из провокатора он превратился в жертву, вместе с тем осознавая силу Арчи и его непредсказуемость. Какая-то малая часть его мозга также зафиксировала враждебность, развивающуюся между Арчи и Оби, но он отложил это на другой случай.

— Ладно, — сказал Арчи, — на этот раз мы прощаем твой проступок, Бантинг. Но в следующий раз ты за это ответишь, — его глаза пробежались по собравшимся. — И это касается каждого. Не будем сквернословить на собраниях «Виджилса», — и он снова повернулся к Бантингу. — Зачитай, пожалуйста, свой доклад.

Больше не ожидая никаких замечаний, Бантинг расправил плечи, но на этот раз он уже аккуратно подбирал слова.

— Как я сказал, это должно выглядеть так, словно ничего страшного не происходит. Никто не теряет бдительности. Желающие могут где-нибудь собраться и прочее. Кто-то пойдет на пляж Хемптон, кто-то — на мыс, еще кто-нибудь может съездить в Бостон. Но мы должны каждого предупредить: «Если остаешься в городе, то не попадайся на глаза. Мы ни за кем не следим, и нас не интересует, кто и что делает. Главное, не пойти в школу, спрятаться…» — Бантинг не мог удержаться от того, чтобы не заглянуть в тетрадку, зная, что это может задеть Оби. — Мы ожидаем тех, кто отстал, но около девяноста процентов мы сможем организовать.

— Мне не нужны отстающие, — сказал Арчи жестко, командуя: «Это Арчи, это он правит школой». — Мне нужны все сто процентов.

Бантинг кивнул. И кивнул каждый сидящий в зале.

Последнее задание было не столько заданием, сколько очередным представлением Арчи, снова ломающим скучную рутину, всегда царившую в школе в этом нечеловеческом промежутке времени между весенними и летними каникулами, когда дни были бесконечными и бесцельными, когда даже учителя путались в вялой скуке застрявших часовых стрелок. Выпускники теряли интерес к школе. Теперь они смотрели в будущее, потому что большинство из них почти уже были приняты в какой-нибудь колледж. Те, кто был моложе, уже знали, что, сдав экзамены, они автоматически переходят в следующий класс, и что даже до экзаменов они неофициально считались уже в следующем классе. Даже без вины виноватые новички устали от роли самых младших, и у них уже накопилось достаточно энергии, чтобы стать «годовалыми» и встретить новую порцию новичков следующей осенью. Но на самом деле школа не была такой уж мирной и расслабленной как выглядела — просто вся эта школьная неугомонность затаилась в самых темных ее закутках.