После Рима. Книга вторая. Anno Domini 430-800 - [23]

Дальнейшие события приняли странный оборот. Григорий Турский сообщает: «Когда битва закончилась, Аэций сказал Торисмунду: „Теперь быстро отправляйся, иначе твой брат захватит престол твоего отца". Торисмунд послушался его совета, надеясь опередить своего брата и занять до него трон[8]. На тех же основа­ниях Аэций убедил короля франков покинуть поле боя. Как толь­ко они ушли, Аэций собрал всю добычу, лежавшую на поле бит­вы, и отправился вместе с ней домой».

Аэций не стал преследовать гуннов и распустил свою армию! Искусный политик, он добивался контролируемого баланса сил: лучше два конфликтующих между собой врага, чем одна-единственная противостоящая сила. Гуннам позволили уйти, потому что их уничтожение сделало бы готов единственным противником империи, и в случае конфликта с Тулузским королевством импе­рия оказалась бы вновь под ударом.

Рим не впервые сталкивался с ненадежностью союзников-вар­варов и старался упредить ее или, по крайней мере, иметь на слу­чай измены «вариант Б». А вот Аттила несказанно удивился по­ведению своих противников: он уже смирился с поражением, как вдруг увидел, что лагерь вестготов пуст!

Гунны начали отступление. Конные лучники Аттилы, способ­ные на быстрый отход, не понесли больших потерь. Иное дело — его пешие союзники-германцы, чью кровь впитали Каталаунские поля... Германские племена роптали, но пока не смели выступить против могущества Аттилы.

Так был отбит первый натиск Аттилы на Западную Римскую империю.

В западной историографии издавна считалось, что битва на Каталаунских полях спасла христианскую цивилизацию. Авторы на­ходят этот взгляд таким же преувеличением, как и описание гун­нов у Аммиана. Христианская цивилизация Запада в V веке еще не существовала. Ее зачатки появятся лишь через триста лет как ре­зультат «каролингского возрождения» — культурного движения, к которому сходятся нити всех традиций европейской латинской культуры. Деятели «Академии Карла Великого», кружка ученых, учащихся, любителей и покровителей учености, вооруженные «ад­министративным ресурсом» короля франков, сделают все, чтобы церковь стала объединяющей силой в разноплеменной и разноя­зыкой империи.

Малые религиозные группы, слабо связанные и конфликтую­щие между собой по вопросам веры и иерархии, — еще не циви­лизация.

ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ ИМПЕРИИ

Сенатор IV-V веков больше не кутался в тогу — она вышла из моды вместе с патриотизмом, долгом и призывами к умеренности. Теперь сенаторы носили длинную льняную тунику-камизу и на­кидывали на нее летом прозрачную развевающуюся ткань, а зи­мой шерстяную мантию-далматик, нечто вроде плаща с жестким капюшоном.

Сенаторов теперь было четыре тысячи — две в Риме и две в Константинополе. Все они делились по богатству на три груп­пы, из которых двум низшим к 450 году разрешили не посещать заседания (поскольку они беднели), а высшая группа едва ли когда-нибудь собиралась в полном составе, так как большинство се­наторов жило вне Рима, в своих гигантских поместьях. Помимо тех, кто заседал в куриях, сенаторами также стали называть себя крупные землевладельцы за пределами Италии.

Их богатства были неисчислимы. Олимпиодор утверждает, будто многие римские сенаторы получали до 40 тысяч фунтов зо­лота (около 13 тонн) годового дохода, не считая выручки от про­даж продуктов и ремесленных изделий, производимых в их по­местьях и мастерских. Получив пост консула, сенатор был обязан устроить общественные развлечения и игры. Не самый родови­тый сенатор Симмах, когда его сын получил высокую должность, потратил на пиры и угощения 2000 фунтов золота.

Галльские и итальянские сенаторы, могущественные и бога­тые, передавали имущество и власть по наследству, в Рим наез­жали редко и содержали вооруженную охрану, отряды которой без преувеличения можно назвать частными армиями. Сенатор­ские владения, словно небольшие королевства, населенные наем­никами, рабами, ремесленниками, охранниками, управляющими и прихлебателями, были независимы экономически (а часто и по­литически) — постепенно нарождался феодальный класс.

Некоторые деревни, расположенные близ этих давно исчезнув­ших «королевств», и поныне сохраняют в своих названиях име­на владельцев: Витри (Виктор), Савиньи (Сабин), Лезиньи (Лициний). О могуществе магнатов говорит то, что еще император Гонорий фактически передал власть на местах в их руки; Аэций, сам будучи крупным земельным магнатом, фактически поставил римскую армию на службу личным интересам и отбил Галлию у варваров, а в 455 году собрание галльских магнатов в Арле из­брало императором Авита, выходца из своих рядов.

Сидоний Аполлинарий в своем письме другу описывает Авитак — овернское поместье, которое его жена, дочь императора Авита, получила в приданое. Это сенаторское владение на бе­регах озера Эйда в Оверни охватывало пять тысяч гектаров по­лей и пастбищ, а в роскошном и изысканном жилище хозяина, украшенном фресками и мозаиками, имелись портики, римские бани, летние и зимние залы, спальни, приемные, кабинеты, ку­пальни, хозяйственные постройки, мастерские, жилье прислу­ги... Поместья друзей Сидония не уступали в роскоши и к тому же обладали богатыми библиотеками. И все они — такова чер­та времени — были окружены высокими стенами и оборони­тельным валом. Сенаторы Запада находились в неявной, пассивной оппози­ции к императору и империи, ничем их не поддерживая. Более того, обладая огромным влиянием при дворе и в бюрократиче­ском аппарате, они, часто подкупом и запугиванием, уклонялись от уплаты земельного налога