После приказа - [22]
— Вот именно, только так наши воины поступают, — серьезно подчеркнул Ильин фразу интонацией. — Но они остались еще и потому, что рядом с ними — молодые солдаты, которых надо пока страховать. Вот вам и доброе начало проблемы «стариков» и молодых. И его корни уходят глубоко в историю нашей армии. Опытный боец всегда учил молодого, помогал ему быстрее стать солдатом, делился смекалкой, глотком воды, куском хлеба, а бывало, ради него и жертвовал собой. Вспомните подвиг Александра Матросова. А фильм «В бой идут одни старики» — вот где здорово это показано! — Полковник сунул телеграмму в карман, сказав при этом: — Завтра лечу туда как представитель политуправления. Посмотрю на этих ребят своими глазами…
…Каково же было удивление Ильина, когда утром при регистрации билета на самолет он столкнулся с Ефимом Альбертовичем.
— Вы куда? — спросил его полковник.
— В далекие горы… Газета командировала. Знаете, какие там события разворачиваются? Принимайте в попутчики! — весело ответил литератор.
— Ну… Ваша газета солидная, — только и сказал в ответ Ильин, качая головой и недоуменно пожимая плечами.
АХИЛЛЕСОВА ПЯТА
Антонов с размаху бросил лопату в кузов высокого «Урала», вытер рукавом испарину на лице. Мимо гурьбой шли к своим машинам ребята, скользя сапогами по сплошному месиву дороги, с лопатами и ломами, на которые они нет-нет да и опирались, чтобы не шлепнуться в коричневую жижу.
— Порадок, ще одному завалу каюк, — довольно гудел басом белорус Турчин. — Не унывай, робя! — подбадривал он, а Глеб почему-то с завистью подумал: «Вот ведь парень двужильный. Все уже от усталости готовы свалиться куда попало, наверное, и говорить не хочется, дышат только, как паровозы, да глаза от бессонницы трут, отчего они похожи на влажные ягоды рябины. А этому хоть бы хны, еще и балагурит. По должности, что ли, своей?»
Турчин был комсомольским секретарем роты. На год раньше призвался. Постоянно тормошил всех: то историю из солдатского фольклора выдаст смешную до невозможности, то песню затянет типа «Распрягайте, хлопцы, коней» или «Эх, дубинушка…» Да еще толкнет Глеба в бок, мол, давай, донской казак, подпевай! И Глеб — это же надо! — подтягивал. Боков, правда, на сей счет отпускал, как обычно, идиотскую реплику: «Этот стон у нас песней зовется». Но Турчин сумел и его завести.
…Боков тогда вместе с Антоновым и Турчиным подсунул лом под глыбу в свой рост, но вдруг с обессиленной злостью отбросил его и плюхнулся на землю, нервно запричитав: «Не могу! Не могу я больше!..» Турчин присел на корточки рядом с ним:
— Не психуй, Евгений, все равно сдвинем мы ее, брухатую, — начал он успокаивать Бокова. — Счас Ильхама Магомедова позовем на подмогу, он сам як скала.
Боков сидел мрачный, готовый расплакаться, и Антонов видел, что Турчину искренне жаль парня, он даже поглаживал своей широченной ладонью Женькину худую спину. Глеб еще с осуждением подумал про себя: «Тоже мне, телячьи нежности, вместо того чтобы подстегнуть крепким словом истерика, он его уговаривает». А Турчин, поглядывая искоса на мрачного Глеба, как ни в чем не бывало спросил на полном серьезе Бокова:
— Слухай, а у вас в Москве корова была?
— Телка у меня была: губки алые, грудастая, а талия тонюсенькая — что надо баба! — зло сострил Боков, шмыгая носом.
— А-ага-а, — протянул Турчин, — значит, ты парного молока не пивал. Ясно тапер, в чем дело. Шо в магазинах продают — чихня. От парное — да-а… Давай споем, друже, легче будет, — предложил он Женьке.
— Отстань, Петро, я из музыки только хеви-металл признаю…
— Как это понять?
— Тя-же-лый рок — вот как!
— Ух ты, — покачал головой Турчин, — тады стихи читай.
Боков опять шмыгнул, как-то передернул плечами и вдруг, поднявшись, на удивление Глебу стал декламировать:
Ребята, работающие поблизости, тоже встали, разинув рты, прислушались.
Боков закончил читать, поднял лом и опять подошел к глыбе, которая, казалось, теперь уменьшилась в размерах. Антонов и Турчин, не медля, вслед за Боковым подсунули под нее свои рычаги и одним махом дружно сдвинули громадину, покатили ее к краю пропасти. Потом Глеб спросил Женьку, мол, что, сам стихи сочиняешь? Боков покраснел, засопел и в своей манере брякнул:
— Темнота ты, а еще казак донской. Юрий Визбор это, певец гор, знать надо!
Глеб не обиделся. Да и что обижаться — не может же человек охватить необъятное, все знать. Он всего «Евгения Онегина» шпарит наизусть, увлекался в свое время Высоцким, Окуджавой, мифами древней Греции, потом с головой, окунулся в Маяковского, Куприна и Достоевского… Булгакова пробовал… Теперь военные мемуары заглатывает, хотя времени на это в обрез. Некогда даже Наталии письма в срок писать. От нее регулярно, раз в неделю, получает спокойные, рассудительные. А сам…
