Мне жаль, Бен, приношу свои извинения. За проповедь.
Или, возможно, я извиняюсь за что-либо ещё.
Пытаясь теперь сказать то, что ранее я не смог бы сказать тебе в лицо.
Важно, что я понял, как трудно смотреть в лицо, в глаза – этим утром. Я не боялся того, что смог бы там увидеть, а скорее того, что при этом увидишь ты.
О, я вижу, что на том столе лежат «Рыцари и Доспехи».
Мой класс… в конце года…
Все те имена и лица. Где – они теперь?
А где ты, Бен?
И когда ты вернёшься, Бен, чтобы я тебе это сказал?
Что я говорю?
Я должен попытаться всё тебе объяснять?
С чего я начал?
С начала. Где это?
…и это началось прошлым августом, когда на мосту был автобус с детьми, захваченными в заложники, и один ребенок уже умер…
Мы знали об ограниченном времени, и, конечно, с кем мы имели дело: террористы, с немалым опытом в своём ремесле. Они беспощадны. Фанатики. Тут же было организовано общенациональное расследование, которое сразу было приведено к исполнению. Нам было сказало, что мы должны знать, и указано, каков был курс наших дальнейших действий. Мы изучали накопившийся опыт борьбы с террором в других странах, тактику террористов и, в какой-то мере, свой собственный опыт. Мы также знали линию, которой нам надо было придерживаться – не допустить, заключить сделку ради прекращения насилия, чтобы выиграть время, но отказаться принимать их требования.
Тем временем началась акция, о которой массовая общественность не подозревала. Некоторые из подразделений наших вооруженных сил обучались для работы в антитеррористических операциях. В подобных ситуациях, если нечто такое происходило, они были готовы на многое. Одна из групп была послана в Халловел и развёрнута в лесу вокруг автобуса и фургона. У них было новейшее оборудование, в том числе особо сложные по своей конструкции усыпляющие гранаты. Эти гранаты могли бы оказаться ключевыми в операции, особенно, когда в неё вовлечены дети.
Нам уже было ясно, что в этом теракте участвует не более четырёх террористов. Один из них – Арткин, который был известен и по другим террористическим актам, и какое-то время мы за ним уже наблюдали. Он подозревался в участии во взрывах в Бруклине, Детройте, Чикаго и Лос-Анжелесе. Двое других вероятных участников были идентифицированы, как человек по имени Антибэ, нанимавшийся и в другие террористические альянсы, знакомые нашим властям по Ближнему Востоку и Европе, и чернокожий по прозвищу Стролл, в первую очередь известный как классный техник, эксперт по взрывчатым веществам, машинам и т.д. Был ещё один, чья личность в то время нам не была известна. Ни в каких материалах о нём не упоминалось. По нашим наблюдениям он оставался в автобусе, и отвечал, очевидно, за детей и девушку. Из-за того, что на него не было досье, мы не могли предсказать его дальнейшие действия – особенно, когда были вовлечены дети, то он стал причиной дополнительных беспокойств. Арткин, как мы знали, был способен на самое жестокое насилие. Его случайные акции с взрывчаткой закончились более чем тридцатью погибшими, шесть из них дети.
У нас всё остановилось, когда в наших руках оказался человек по прозвищу Седат, ведущий лидер некоторых террористических групп в Соединенных Штатах и Канаде. Он не смог сказать нам ничего, и его сильно удивили обстоятельства его ареста. Его арест должен был остановить Арткина, лишить контроля сверху. Тут мы могли найти и потерять. Найти: если бы мы смогли убедить его в том, что Седат арестован, и их операция провалилась, то тогда он смог бы заключить сделку о собственной свободе и отпустить детей. Потеря могла быть в том, что как фанатик он мог убить детей и погибнуть сам на том мосту, чтобы показать всему миру и особенно Америке, что ему есть, за что умирать, и это явилось бы оправданием террора, как метода борьбы, и стало бы примером для других.
Тем временем, у нас была уловка, которая стала известной многим из нас, занимающимся вопросами безопасности, как «Послание Уступки». Если предположить, что террористы не знают, что мы применим такую тактику, то у нас должен был появиться шанс использовать ситуацию в наших интересах.
И это, Бен, привело нас к тебе.
Чтобы на мост отправить тебя.
И мы здесь в этой комнате, по которой я хожу своими ногами, в ожидании, и, гадая, где ты, и когда ты вернёшься? И самая ужасная мысль из всех – вернёшься ли ты вообще?
Я лишь засёк время. Один раз.
Ты ушёл надолго.
Я вышел из комнаты на нескольких минут, чтобы увидеть Дена Албертсона. Расспросить его о тебе. Узнать, есть ли у тебя связь с ним или его офисом. Расспросить, не видел ли кто-нибудь тебя где-нибудь на территории Замка. Мне не хотелось поднимать тревогу, чтобы таким образом смущать тебя. Он сказал, что он «осторожно расспросит».
Так, чего же я жду?
Снова падает снег. Он мягок. Лишь только ветерок, и хлопья кувыркаются по земле словно перья.
Здесь в Кастельтоне всегда много снега. Страна прекрасного неба. Мне так нравилось гулять по снегу. И однажды в полдень, я отправился на Бриммер-Бридж, потому что кое-кто пытался разобраться в своём предназначении.
