После Куликовской битвы - [19]
Нападение увенчалось полным успехом как будто бы потому, что было коварно предпринято рязанцами на праздник, совпавшие в этом году Благовещение и великопостную Лазареву субботу[214] – злодеяние, за которое Олегу Ивановичу, как полагал А. К. Зайцев, якобы даже грозило отлучение от церкви[215]. Но, похоже, сам по себе церковный праздник нисколько не был препятствием для ведения военных действий не только для рязанского князя, но и для московского, равно как и для его ближайших потомков.
В 1386 г., например, Дмитрий Иванович с двоюродным братом и соправителем, серпуховским князем Владимиром Андреевичем «прииде ратию к Новгороду» в канун одного из важнейших праздников христианского календаря, «в Филипов пост перед Рождеством Христовым»[216] (подробнее о новгородском походе, как представляется, определенным образом связанном с коломенскими событиями 1385 г., ниже). В ночь под тот же праздник Рождества Христова 1446 г. бояре московского и тверского князей «изгоном» захватили Москву, едва не пленив князя Дмитрия Шемяку, в этот момент стоявшего всенощную в Успенском соборе Кремля[217]. А девятью годами ранее другой воевода великого князя московского Василия Васильевича, князь Г. И. Оболенский с «десятильником» ростовского митрополита (!) И. Булатовым планировали убийство брата Шемяки, князя Василия Юрьевича Косого не более не менее как «на порании Велика дни на заутрени» т. е. во время пасхальной службы[218].
Дело, похоже, заключалось не столько в легендарном коварстве рязанского князя, сколько в определенном расчете. Совершенно очевидно, что после «двойного», татарского и московского, разгрома Рязани в 1382 г. и понесенных в ходе военных действий людских потерь от Олега Ивановича просто не ожидали сколько-нибудь серьезной военной угрозы. Кроме того, и без учета потерь 1382 г. понятно, что людские ресурсы Рязани и ее немногочисленных союзников были несопоставимы с московскими. Если Олег Иванович и решился пойти на атаку Коломны, то речь в любом случае не могла идти о долгой осаде, но только о неожиданном, хорошо просчитанном нападении малыми силами. Столь же очевидно, что военный потенциал Рязани вряд ли давал возможность удержать захваченную Коломну в случае осады ее московскими полками. Смысл и задачи «изгона» становятся понятными в связи с ответом на вопросы, почему ответное нападение последовало только в 1385 г., три года спустя и случайной ли здесь была дата рязанского «изгона», 25 марта.
Что касается месяца и даты нападения на Коломну, то успех операции, так или иначе, зависел от того, насколько атакующей стороне удастся незаметно форсировать Оку, московско-рязанский пограничный рубеж, явно пребывавший под неусыпным наблюдением. Начало весны как время атаки, разумеется, бюыл выбрано не случайно.
Гипотетическая попытка переправы рязанцев через Оку летом натыкалась на ряд непреодолимых природных факторов. В принципе «перелезть» реку в теплое время года, наверное, не было проблемой, если бы не тщательное наблюдение за правым берегом с московской стороны. На Оке ниже Серпухова по течению иногда намывались, например, «мелкие места» и «броды», которые тщательно «дозирались» московскими чинами, регулярно промеривавшими фарватер[219] и, надо думать, принимавшими, в случае обнаружения новых мелей, соответствующие меры военного характера.
Быструю и надежную переправу можно было осуществить только через приспособленные для этого природные объекты, «перевозы», но их на Оке по состоянию на конец XVI–XVII вв. было всего два, и ближайший к Коломне, уже упоминавшийся «Сенькин перевоз», находился выше по реке, в районе Серпухова. Нет сомнений, что и в предыдущие века этот «перевоз», стратегическое значение которого было огромно, находился под неусыпным вниманием московских властей.
Существовали и иные способы летнего форсирования реки. Переправиться нападавшие, разумеется, могли бы в любом месте, одолев Оку вплавь или с помощью каких – то подручных средств, в том числе и непосредственно в районе Коломны, как это сделали татары в 1451 и 1455 гг. Но в обоих случаях речь никак не шла об «изгоне», более того, такая переправа явно требовала определенного времени, и московские войска успевали подтянуться к местам, где нападающие «перевезошася», оказав им, во втором случае, вооруженное сопротивление непосредственно на берегу[220]. А при попытке хана Ахмата в 1472 г. форсировать Оку значительно выше «перевоза», под Алексином, где брода не было («вринушася в реку вси (татары. – А. Л.) хотящеи переити на нашу сторону»), атакующие были отбиты стрельбой из луков, так и не достигнув левого берега
