После грозы - [44]

В прихожей я всматриваюсь в лицо Карла, потому что таким я его еще не видела. Он делает вид, что не замечает моего удивления, идет прямиком в кухню и начинает разбирать покупки. Однако стоит Бренде войти в кухню, как Карл замирает и произносит напряженным от волнения голосом:

– Только не говори, что уже всё всем рассказала!

– А что в этом плохого? Это же правда!

– Мама!

– О чем вы? – спрашиваю я, потому что не совсем понимаю, что происходит.

Но никто не обращает на меня внимания. Карл пытается взять себя в руки, но я чувствую, что сейчас ему хочется накричать на мать. Он говорит, говорит, но Бренда не особенно прислушивается к его словам. Она помогает мне разбирать пакет из бакалейного отдела, откладывает в сторону несколько упаковок с продуктами, из которых мы будем готовить ужин.

Они с Карлом говорят на английском, часто перебивают друг друга, и скоро это начинает походить на спор. Суть происходящего от меня по-прежнему ускользает, но Бренда твердит, что все сделала правильно и что теперь никто не будет меня расстраивать и досаждать мне расспросами. Карл меряет шагами кухню, трясет головой, упрекает мать в том, что она не обсудила это со мной. Он то и дело поглядывает на меня и говорит, что я тут ни при чем. Наконец я задаю совершенно идиотский вопрос:

– Что?

Карл мрачно смотрит на мать и приказывает ей все мне рассказать. Бренда жестом просит его угомониться и поворачивается ко мне. Взгляд у нее печальный. Такое впечатление, будто сейчас я услышу что-то по-настоящему страшное. Я отступаю к кухонному столу, чтобы при случае мне было на что опереться. А Бренда спешит меня успокоить:

– Дорогая, не надо волноваться! Карл, как всегда, преувеличивает!

– Я преувеличиваю? Я?

Они обмениваются сердитыми взглядами, потом Карл теряет терпение и огорошивает меня одной-единственной фразой:

– Мама всем рассказала о том, что мы с тобой женаты!

Я не совсем понимаю, что он пытается мне сказать, потом вспоминаю слова соседки и ее понимающую улыбку и все становится ясно. Я перевожу взгляд на Бренду и чувствую, как холодеют мои пальцы.

– Зачем это было нужно?

– Я хотела тебя защитить! В конце концов, это правда! Вы – муж и жена!

– Но у нас же все… не по-настоящему!

Становится понятно, почему Карл сердится: теперь для всего семейства Эванс я – не вдова Алекса, а его, Карла, жена. Вместо того чтобы извиниться, Бренда находит себе оправдание:

– Карлтон, ты сам во всем виноват!

И на повышенных тонах начинает объяснять сыну, что это из-за его разгильдяйства по офису поползли слухи. Он так и не снял обручального кольца, люди стали шептаться у него за спиной, слух дошел до двоюродного брата, а тот уже оповестил всех родственников. Сестра Бренды позвонила, чтобы спросить, уж не обручился ли Карл, и пришлось рассказать ей правду.

– Но это неправда! – злится Карл.

– А как бы они, по-твоему, отреагировали, если бы узнали о Шарлотте и об Алексе? Ведь Шарлотта беременна!

Карл сердито твердит, что это Алекс – отец моего ребенка, и я еще не оправилась после траура, и мне должно быть все равно, кто и что обо мне подумает.

– Я не понимаю…

Моего голоса почти не слышно из-за крика, но через мгновение Бренда поворачивается и заставляет себя улыбнуться:

– Шарлотта, доверься мне! Будет лучше, если для всех ты будешь женой Карла. Ради твоего же блага!

– Вы сказали, что хотели меня защитить. Но от чего?

Бренда отвечает не сразу, и голос у нее одновременно ласковый и смущенный:

– Перед отъездом Александер повел себя очень нехорошо…

– Не захотел работать в семейном бизнесе, я это знаю! – произношу я в надежде закрыть неприятную тему.

– Он так сказал? – удивленно спрашивает у меня Карл.

Мне не нравится ни его тон, ни то, как он на меня смотрит. Как будто сомневается, говорю ли я правду. Получается, Алекс мне солгал? Нет, не может этого быть! Чтобы побыстрее с этим покончить, я заставляю себя вспомнить, что именно Алекс рассказывал, но мне приходится тщательно подбирать слова, чтобы никого не обидеть:

– Он говорил, что работа совершенно ему не нравилась, ему было скучно этим заниматься.

Произнося эту фразу, я стараюсь не смотреть на Карла. Не хочу, чтобы он думал, будто я разделяю мнение Алекса о его работе.

– И больше ничего?

Я предпочла бы, чтобы Бренда не задавала этого вопроса. С тяжелым сердцем, глядя в пол, я отвечаю:

– Он говорил, что отец по-настоящему в него не верил и отдал компанию Карлу – рассудил, что Алекс не способен ею управлять.

– Но это неправда! – вспыхивает Карл.

– Карлтон, дай Шарлотте договорить!

В голосе Бренды ощущается напряжение, но когда она кладет руку мне на плечо, прикосновение получается очень ласковым.

– Говори, дорогая! Расскажи нам все!

– Ладно… Еще Алекс говорил, что чувствовал себя здесь не в своей тарелке и… что бы он ни делал, все было недостаточно хорошо! И что Карл всегда был любимчиком…

Я совершенно не рада, что до этого дошло, но теперь я сказала все, что мне было известно. Словно желая загладить свою резкость, я начинаю рассказывать о том Алексе, которого я знала: как он гордился тем, что поставил на ноги фирму «Motorama», и как спешил повидаться с семьей, чтобы доказать, что он способен не только эффективно управлять магазином, но и вывести бизнес из кризиса.