После долгих дней - [28]

Благодаря Вальтеру Копфу, сотруднику мюнхенского Музея египтологии, были найдены важнейшие культовые предметы: лопата, мотыга и двойной трезубец Мардука, жезл Нергала в виде двух пум, серповидный меч, женские и мужские украшения из золота. По вечерам Александр подробно консультировался с историками, химиками, антропологами, почвоведами, а также расплачивался с землекопами, которые на ночь покидали лагерь и отправлялись в деревню. После того как все расходились по палаткам, Александр любил обойти уснувший, остывший после жары лагерь, а потом, вернувшись в палатку, сесть за роман-притчу, который он медленно, но верно доводил до логического завершения. Раскопки самого Меде, о котором шла речь в романе, как нельзя лучше помогали Александру в работе. Здесь, в Междуречье, он чувствовал запах того далекого времени, ощущал атмосферу, характер каждого персонажа, мог точнее описать одежду, украшения, предметы быта, верное расположение и форму зданий. Здесь он на практике понял, что именно пили и ели медейцы, как лечились, куда ходили в будние дни, а куда в воскресные. Здесь он буквально окунулся в ту самую атмосферу, о которой писали Золя, Флобер, Эко, Делёз и другие авторы, пытавшиеся объяснить сложный процесс создания произведений. И так, день за днем, медленно, археолог уже видел и ощущал свою книгу: карту Меде, людей, его населявших, отдельных персонажей – верховного жреца, его сына, а также царя из Шуруппака. Но до конца романа еще было очень далеко, как и до завершения раскопок погибшего и всеми забытого города.

К январю 2003 года ситуация в Багдаде стала стремительно ухудшаться. Некоторые консультанты уехали домой. Первой покинула лагерь Эльза Беф, а за ней уехали Мари Кутюр, Дик Вайль, Жанна Шатт, а также некоторые волонтеры. Охрану, предоставленную местными властями, усилили, но многие землекопы стали исчезать из лагеря, после ухода некоторых из них начали пропадать артефакты. Было решено перевести все найденные предметы быта и украшений в Национальный музей Ирака. После выступления 5 февраля госсекретаря США Колина Пауэлла на заседании Совета Безопасности ООН[58] из Сорбонны стали приходить тревожные письма о необходимости немедленного свертывания экспедиции. Александр не мог определить, что для него было страшнее: приближающаяся война, неспокойная обстановка в районе Багдада, вооруженные группы шиитов и курдов, которые то и дело появлялись недалеко от лагеря, или свертывание экспедиции, возвращение в Париж. Телищев-младший с каждым днем расширял территорию поиска, ему казалось, что вот-вот, еще немного, и Золотой зиккурат проступит сквозь слои времени, а тут нужно было все бросить и бежать, так и не узнав о главном. Он хорошо понимал, что, возможно, после войны он уже ничего не сможет найти в этих местах, все будет погребено, растащено по крупицам, нужно было искать сейчас, именно сейчас, не теряя времени. Чтобы оттянуть момент, Александр каждый день отправлял в Сорбонну письма, в которых объяснял, что ему необходима еще неделя, а потом еще недели две, что не все артефакты уложены и не все согласовали с местными властями и музеями. Так прошел месяц, потом еще полмесяца.

В конце февраля пришло письмо о том, что финансирование экспедиции Сорбонной прекращено, и Александр был обязан в течение двадцати четырех часов покинуть Багдад вместе с командой. Если приказ не будет выполнен, руководство факультета грозилось через соответствующие инстанции добиться аннулирования виз и депортации команды из Ирака. Действительно, на банковской карте, выданной факультетом, Александр обнаружил лишь сумму, достаточную для того, чтобы купить билеты до Парижа. Лететь из самого Ирака было уже небезопасно, нужно было добираться на запад страны и оттуда в Сирию или на север, в Турцию, и лететь во Францию из первого же международного аэропорта. В этот же день Александр отправил в Турцию оставшихся волонтеров, а также археологов, историков и специалистовконсультантов. С ним остались только историк Жак Виктуар и два багдадских землекопа. Виктуар остался в Багдаде не столько потому, что был, подобно Александру, одержим поисками артефактов, сколько из-за невесты, работавшей в Национальном музее. Виктуар уговаривал Наргиз полететь вместе с ним в Париж, но девушка не могла на это решиться. В Багдаде остались бы ее престарелые родители и два младших брата.

Александр и Жак, невысокий, но сильный человек, с огромными карими глазами, жили теперь в обезлюдевшем лагере посреди пустыни. Каждый день оба ученых пытались рассчитать то место, достаточно точно указанное в клинописи, где должен был располагаться зиккурат. Это был холм, находившийся чуть левее последних домов города, с последнего яруса зиккурата можно было когда-то видеть весь город, каждый дом, каждый двор. Жрецы в любой момент могли следить за людьми, за тем, как они работают и отдыхают. Золотой зиккурат был главным зданием в Шумере, в рукописи автор указывал на его особое значение для аннунаков. Он был хранилищем золотого запаса, архивом богов на земле, а также там хранилась какая-то древняя мастерская, которую, как Александр понял из текста, следовало воспринимать как лабораторию, в которой проводились медицинские или анатомические опыты. К моменту потопа это был скорее музей, чем действующая лаборатория, но аннунаки дорожили этим помещением и лишь немногие посвященные могли о ней знать. Раз автор рукописи был посвящен в эту тайну, значит, действительно, он был очень высокородного происхождения, сын царя или жреца. Этот кто-то, которого Александр назвал в своей книге Хоседом, писал в конце некоторых глав короткие философские умозаключения, напоминающие белые стихи. Александр перевел их как доказательство того, что сын жреца действительно мог написать историю гибели города Меде, он в силу определенных обстоятельств, не смог продолжить дело отца и стать энси, но он стал летописцем, даже писателем. И для Александра было важно донести до современного человека не только историю погребенного под землей города, но и непростую судьбу поэта, художника тех далеких дней. Для Хоседа было делом всей жизни – возможно, тайным делом – раскрыть тайну Золотого зиккурата для будущих поколений. Этой же миссии посвятили свою жизнь один из сыновей Хоседа, а также его внук и внучка. Зиккурат был когда-то именно здесь, он парил над городом, стоя на высоком холме. Но, как ни странно, холма или хоть какой-нибудь другой возвышенности поблизости не наблюдалось. Где-то далеко, почти у самого горизонта, на севере, если смотреть в бинокль, вырисовывались какие-то возвышенности, но никакого холма на территории раскопок древнего города не было.