После долгих дней - [25]

Рукопись с каждым днем все сильнее и сильнее приковывала внимание Александра. На дощечках были начертаны отрывки из той самой летописи, которую несколько лет назад он расшифровывал вместе с Пиошем. Это было продолжение. Каждый вечер, когда все расходились по палаткам, Александр садился за перевод. Из расшифрованного медленно складывалась картина далекой, давно забытой трагедии. Александр узнавал общие черты знаменитых шумеро-аккадских версий о всемирном потопе, о Зиусудре, Атрахасисе, Утнапиштиме, о Ксисутрусе, описанных Беросом, но происходящее в этой рукописи относилось не к Шуруппаку и Уруку, а к неизвестному городу Меде, о котором уже шла речь в клинописных табличках, найденных Пиошем. Автором рукописи был, по-видимому, сын верховного жреца Меде, избежавший гибели во время потопа, а дописывали рукопись его сыновья и внуки. Каким-то чудом сыну жреца удалось спастись в горах, располагавшихся за многие десятки километров от Междуречья. Скорее всего, это была горная цепь Загрос. Многие годы он жил вдали от родины, и лишь его потомкам (или потомку) удалось прибыть в те места, где он жил ребенком, где когда-то встретил свою будущую супругу, где в самый ужасный день своей жизни стал свидетелем разгула стихии. Дощечки описывали произошедшее фрагментарно, о промежуточных событиях приходилось лишь догадываться, что-то оставалось неясным, очевидным становилось лишь то, что во всех происходящих событиях, по этой версии, было заметно влияние богов – игигов или аннунаков. Кем были эти боги, пришедшие с небес? Какой силой они обладали? Что скрывалось за ними? У Александра появилась надежда понять суть произошедшего благодаря найденной рукописи.

Во время первой экспедиции Александру с его командой удалось обнаружить постройки и предметы быта из поселения, которое, как решил Александр, находилось совсем недалеко от тех мест, которые описывались в рукописи, в десятке километров от руин античного дворца шахов династии Сасанидов – Таки-Кисры, – расположенного на берегу Тигра. Было очевидно, что в скором времени необходимо организовать новую, более оснащенную экспедицию, так как раскопки обещали стать сенсационными. Чего стоил один только Золотой зиккурат, упомянутый в рукописи, не говоря уже о самом городе, который мог предстать перед археологами таким, каким он был в момент затопления.

Вернувшийся в Париж в конце 1999 года Александр стал знаменит не только в научных кругах, но и во всем обществе. Его приглашали на телевидение как автора монографии о рукописи, найденной им на левом берегу Тигра. Именно тогда Телищев-младший понял, что ему просто необходимо написать книгу о событиях в Меде, не еще одну научную монографию, а художественный роман, может быть, притчу. В этот период он впервые пересмотрел свои взгляды на литературу, стал относиться к классике как источнику обучения. С особым вниманием перечитывал труды о том, как пишутся книги. Усердно изучал, анализировал статью Умберто Эко, напечатанную вместо предисловия к роману «Имя розы», о том, как нужно писать роман. Эко утверждал, что необходимо составить карту романа, тщательно продумать временные и географические рамки, проработать каждый персонаж, подобрать им костюмы, прически, а также предметы быта, да и множество иных деталей. Погрузиться полностью в описываемый мир. Философ Жиль Делёз сказал бы, что необходимо перейти в «зону другого». Александр решил, что кому, как не ему, известны временные и географические особенности того периода, о котором он хочет писать, кому еще, как не ему, лучше знать об одежде и предметах быта Шумера в XXX веке до н. э. Медленно, последовательно, он взялся за работу. Он хотел, прежде всего, чтобы о Меде узнали его современники. Чтобы тени сгинувших в потоке речной и дождевой воды людей обрели физическую форму, заговорили, стали действовать. Чтобы они показали, каким был этот стертый с лица земли древний город. Кроме того, для Александра это была единственная возможность нормально жить в тот сложный период, когда он ежедневно ждал новостей от Адрианы. Но ни писем, ни звонков не было. Девушка осталась далеко позади, хотя Александр мог видеть и слышать ее по телевизору ежедневно. И ему оставалось только, отрешившись от окружающего мира, работать.

15

За окном, ведущим на широкий стилобат[49], с которого Энмешарр не раз обращался к жителям Меде, пели птицы, масленичная ветвь, просунувшаяся в комнату жреца, раскачивалась под порывом слабого ветра, на стенах, украшенных сырцовыми плитами с изображением быков, плясали призрачные тени. Вдали были слышны шум города, крики торговцев, возгласы рабов и надсмотрщиков, возвращающихся с полей, голоса женщин, зовущих детей с улицы домой, грохот обмундирования военных, ходивших взад-вперед под стенами дворца. Жизнь казалась такой же, как всегда, неизменной, будничной, ничто не могло прервать ее течения. Всегда будет шуметь базарная площадь, заполненная глиняной посудой, тканями, мешками с зерном, семенами, мужскими и женскими украшениями, всегда будут работать гончарные и ювелирные мастерские, всегда будут открыты школы и городская больница. От городских ворот еще не раз на рыночную площадь потянутся ослы, нагруженные разными товарами. С повозок будут сгружать свинец, железную руду, а затем вновь нагрузят битумом или мешками с пшеном и ячменем. Шум этот будет вечным, как золото, блеск которого не угасает тысячелетиями.