После добродетели: Исследования теории морали - [129]

Шрифт
Интервал

и Б и в этой связи позиции Ролза и Нозика успешно передают на уровне моральной философии разногласия между такими простыми нефилософствующими гражданами, как А и Б. Но Ролз и Нозик воспроизводят тот же самый тип несовместимости и несоизмеримости на уровне философской аргументации, какой определяет неразрешимость споров А и Б на уровне социальных конфликтов. Во-вторых, в позиции как А, так и Б, однако, имеется элемент, который не схватывается ни позицией Ролза, ни позицией Нозика, элемент, являющийся пережитком более старой классической традиции, в которой центральной концепцией была добродетель. Когда мы осознаем эти две вещи, возникает третья вещь: вместе они дают важный ключ к социальнымспредпосылкам, разделяемым до некоторой степени как Ролзом, так и Нозиком.

Ролз занимает позицию, которая представляет принцип равенства в отношении потребностей. Его концепция наименее преуспевшего сектора общества есть концепция тех, чьи потребности являются наиболее серьезными в отношении доходов, богатства и других благ. Нозик занимает позицию, которая представляет принцип равенства в отношении прав на обладание. Для Ролза то обстоятельство, как наиболее нуждающиеся оказываются таковыми, несущественно; справедливость осуществляется в структурах распределения, для которых прошлое несущественно. Для Нозика единственное свидетельство законности обладания зиждится в прошлом; нынешние структуры распределения сами по себе не имеют прямого отношения к справедливости (хотя и имеют отношение, вероятно, к доброте или щедрости). Даже при таком понимании ясно, как близок Ролз к Б, а Нозик — к А. Потому что А возражает против распределительного канона справедливости в вопросах прав на обладание, а Б протестует против канона справедливости в вопросах обладания правами при учете потребностей. И все же немедленно становится ясно не только то, что приоритеты Ролза несовместимы с приоритетами Нозика в полном соответствии с несовместимостью позиции Б с позицией А. Ясно также и то, что несоизмеримость позиции Ролза и позиции Нозика полностью соответствует несоизмеримости позиций Б и А. Потому что как можно утверждение, которое отдает приоритет равенству потребностей, сравнить с утверждением, которое отдает приоритет правам на обладание? Если Ролз аргументировал бы, что индивиду за занавесом неведения, который не знает ни о том, как можно удовлетворить его потребности и возможно ли это сделать вообще, ни того, каковы могут быть его права на обладание, следует рационально предпочесть принцип, который уважает потребности, и отказаться от принципа, который уважает права на обладание, взывая при этом к принципам теории рационального решений, тогда непосредственным ответом должно быть не только то, что мы никогда не бываем за занавесом неведения, но также и то, что это оставляет неопровергнутой посылку Нозика о неотчуждаемых правах. И если бы Нозик аргументировал, что любой распределительный принцип, будучи осуществленным, мог бы нарушить свободу, которой каждый из нас наделен, — как он и в самом деле аргументирует — непосредственной реакцией на это должен быть ответ, что при своей интерпретации нерушимости основных прав он потворствует своим собственным аргументам и оставляет неопровергнутыми посылки Ролза.

Тем не менее есть важное негативное обстоятельство, которое свойственно как Ролзу, так и Нозику. Никто из них не делает в своих трактовках справедливости ссылки к заслугам, да они и не смогли бы сделать это непротиворечивым образом. И все же как А, так и Б делают такую ссылку — и. здесь настоятельно надо заметить, что А и Б не являются именами просто моих собственных произвольных конструкций; их аргументы точно воспроизводят, например, весьма многое из того, что недавно прозвучало в фискальных дебатах в Калифорнии, Нью-Джерси, и в других местах. А говорил от лица себя самого не только то, что он имеет права на то, что он заработал, но что он заслуживает этого своей трудной жизнью; Б говорил от лица бедных и лишенных, что их бедность и лишения незаслуженны и, следовательно, морально неоправданны. И становится ясно, что в случае реальных аналогов А и Б именно ссылка на заслуги делает их позицию сильной в том смысле, что они говорят скорее о несправедливости, нежели о других видах неправильного действия или вреда.

Ни концепция Ролза, ни концепция Нозика не позволяют заслугам занять центральное место в разговорах о справедливости и несправедливости. Ролз (с. 273) допускает, что здравый смысл связывает справедливость с заслугами, но аргументирует сперва, что мы не знаем, чего заслуживает человек до тех пор, пока мы не сформулировали правила справедливости (и отсюда мы не можем основывать наше понимание справедливости на заслугах), и, во-вторых, что когда мы сформулировали правила справедливости, то оказывается, что речь идет не о заслугах, а о допустимых ожиданиях. Он аргументирует, что попытка применить понятие заслуг была бы невыполнимой — здесь на его страницах появляется призрак Юма.

Нозик менее ясен в этом отношении, но его схема справедливости основывается исключительно на правах, которые не оставляют места заслугам, В одном месте он обсуждает возможность принципа исправления несправедливости, но то, что он пишет по этому поводу, столь предположительно и таинственно, что не дает никакого указания на исправление его общего взгляда. В любом случае ясно, что как для Нозика, так и для Ролза общество состоит из индивидов, имеющих свои собственные интересы; индивиды затем объединяются и формулируют общую концепцию жизни. В случае с Нозиком есть дополнительные негативные ограничения на множество основных правил. В случае с Ролзом единственными ограничениями являются те ограничения, которые будут наложены благоразумной рациональностью. Таким образом, индивиды в обоих случаях первичны, а общество вторично, и идентификация интересов индивидов первична по отношению к конструированию каких-либо моральных уз между ними и независима от них. Но, как мы уже видели, понятие заслуг уместно только в контексте коммуны, чьи первичные узы разделяются пониманием блага для человека и блага коммуны и где индивиды идентифицируют свои главные интересы со ссылкой на эти блага. Ролз делает явной предпосылкой своего взгляда то обстоятельство, что нам следует ожидать разногласий с другими относительно того, что такое благая жизнь для человека, и должны, следовательно, исключить любое понимание этого вопроса из нашей формулировки принципов справедливости. Допущены к рассмотрению должны быть только те блага, которые представляют интерес для каждого, каковы бы ни были его взгляды на благую жизнь, В аргументах Нозика концепция коммуны, требуемая для того, чтобы понятие заслуг могло иметь применение, просто отсутствует. Понять это — значит прояснить две вещи.


Рекомендуем почитать
Складка. Лейбниц и барокко

Похоже, наиболее эффективным чтение этой книги окажется для математиков, особенно специалистов по топологии. Книга перенасыщена математическими аллюзиями и многочисленными вариациями на тему пространственных преобразований. Можно без особых натяжек сказать, что книга Делеза посвящена барочной математике, а именно дифференциальному исчислению, которое изобрел Лейбниц. Именно лейбницевский, а никак не ньютоновский, вариант исчисления бесконечно малых проникнут совершенно особым барочным духом. Барокко толкуется Делезом как некая оперативная функция, или характерная черта, состоящая в беспрестанном производстве складок, в их нагромождении, разрастании, трансформации, в их устремленности в бесконечность.


Разрушающий и созидающий миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращённые метафизики: жизнеописания, эссе, стихотворения в прозе

Этюды об искусстве, истории вымыслов и осколки легенд. Действительность в зеркале мифов, настоящее в перекрестии эпох.



Цикл бесед Джидду Кришнамурти с профессором Аланом Андерсоном. Сан Диего, Калифорния, 1974 год

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти.