После боя - [4]

—  Она никогда не одобряла моего желания избрать военную карьеру, — с деланным раздражением покачал головой Уэйн Массаро, — Она просто не способна понять этого.

—  Поймет, — возразил Билл, потягивай хайскотч. — Просто в Лоутс сохранилось слишком много ирландской крови. С Ио творилось то же самое, когда я ей заявил об этом.

—  Там все не так, Билл, слишком не так. То, чему нас натаскивали в Академии, там представляется не совсем верным. Мне кажется… — Он попытался поточнее сформулировать свои мысли. — Дело не в том, что они именуют доктриной… Ну, все не так четко делится на черное и белое, как нам говорили, как я воображал, когда учился в Академии. Все какое-то серенькое. С рассвета они не сразу начали бомбардировку. Они распивали кофе вместо того, чтобы спешить на свои посты, и… — Он оборвал себя и устало наклонил голову, потом резко вздрогнул и потянулся за своим напитком. — Чепуха, — пробормотал он самому себе.

Доннуа встревоженно поглядел на него.

—  Что случилось, Уэйн? Ты задал стрекача, когда фронт был прорван?

Глаза Массаро расширились от потрясения и изумления.

—  Ты шутишь?!

Доннуа немного наклонился вперед, формопластовая спинка кресла послушно последовала за ним.

—  Нет, думаю, что нет. Я знаю тебя слишком хорошо и слишком давно.

Эти слова были полны уважения и дружелюбия. Мужчины сидели молча, время от времени поднося к губам бокалы, словно именно для этого сделали перерыв в беседе. Отдельные воспоминания из совместно проведенного детства приходили обоим на ум, и слова были бы сейчас не к месту.

Потом Массаро отставил бокал.

—  Этот рейд ракетчиков устроил внизу немалую суматоху, — сказал он. — Верно?

Тема разговора была изменена. Доннуа печально кивнул.

—  Ага, почему бы тебе и не знать об этом. А все из-за тупости этого кретина, полковника Левинсона. Он даже не додумался перекрыть сверху створками ракетные шахты. Чистое самоубийство! Ну и черт с ними, они тоже за это поплатились!

Массаро молча согласился и сделал последний глоток чая, сдобренного хайболлом.

—  Ага, и изрядно, папочка, изрядно!

Доннуа махнул рукой в сторону наборного диска робобармена, вмонтированного в обслуживающую систему в стене напротив.

—  Братишка, будь добр, повтори. Я слишком удобно устроился, чтобы двигаться.

С кухни донеслось женское хихиканье, потом из решетки коммуникатора раздался голос Иоланды Доннуа: — Эй, герои, обед готов. Поспешите. — Потом она добавила: — Билл, крикнешь детишек со двора?

—  О'кей, Ио.

Билл Доннуа подошел к каплеобразному выступу в углу гостиной и побарабанил пальцами по решетке, прикрывающей отверстие. На нижних этажах, футах в пятидесяти под землей, дети Доннуа услышали этот звук и замолчали, ожидая, что скажет отец.

—  Кормежка ждет, чудовища! Свистать всех наверх!

Ребятишки повыскакивали из своих комнат и игрового зала и вручили себя засасывающей силе невидимого воздушного лифта, который находился в полости внутри стены.

Первой явилась Полли, золотистые волосы которой были заплетены косами, уложенными вокруг ее головки в шведском стиле. Руки ее были чистыми.

Следом появился Бартоломью-Аарон, который опять рассопливился, потому что Поликушка двинула ему локтем. Последней показалась Поликушка — названная в честь героини Горького — с заплаканной мордашкой.

Доннуа с притворной строгостью покачал головой и шлепнул Полли по попке, как привык делать, отправляя детей за обеденный стол.

—  Следи за этими чудовищами, сестричка!

Дети со смехом помчались в столовую, которая располагалась в доме параллельно выложенному кафелем холлу. Все, кроме Поликушки. Темноволосая Поликушка вцепилась в отцовскую руку и, неумело подбирая слова, спросила:

—  Папа, ты едешь завтра на Луну?

—  Да, дочка. А что?

—  А почему Стэсси Гармонд, что кварталом дальше, говорит, что ее стари…

—  Отец, а не старикан! — поправил ее Доннуа.

—  … что ее отец не хочет пожелать тебе на завтра ничего хорошего? Он сказал, что все Черные плохие, и чтоб завтра ты умер. Так мне Стэсси сказала, вонючка!

Доннуа остановился и, наклонившись, заглянул в широко раскрытые черные глаза.

—  Малышка, не обращай внимание на то, кто что тебе говорит. Запомни: Черные хорошие, а Белые — плохие. Вот в чем правда, моя милая. И никто не убьет твоего папочку, потому что завтра он сам всем головы пооткручивает. Ну, теперь ты мне веришь?

Девочка быстро закивала.

—  Черные хорошие, все Белые — вонючки.

Доннуа с нежностью погладил ее по голове.

—  Сформулировано грубовато, но чувства верные. Ладно, пойдем-ка обедать.

Они заняли свои места за столом. Дети сразу замолчали, склонив головы, еле заметно поглядывая в сторону раздатчика, откуда со слабым хлопком выдвигались на стол тарелки с горячим, пока Доннуа произносил молитву:

—  Всемилостивый Господь, который на небесах, благодарим тебя за нашу прекрасную пищу, не оставляй нас своей милостью и даруй нам победу над врагами нашими, если мы эту победу заслужим. Благослови нас самих и наш образ жизни. Аминь.

—  Аминь, — повторил Массаро.

—  Аминь, — сказала Лоутс Массаро.

—  Аминь, — кивнула Иоланда.

—  Ай-мэн, — пробормотали дети.

Потом вилки устремились к тарелкам, заработали челюсти, обед пошел своим чередом.