После бала - [50]

Но тогда она была девочкой второго плана, сидящей в ночном клубе и ждущей свою любовь.

– Как Мики? – спросила я в надежде сменить тему разговора. Мики – это парень, с которым она встречалась несколько недель. Дарлин была достаточно пьяна, так что отвлечь ее было и очень легко, и одновременно очень сложно.

– Мики. – Она снова фыркнула. – Его здесь нет, не так ли?

Я ощутила теплую руку на своем плече и почувствовала запах «Chanel № 5».

– Сесе, – сказала Сиэла, появившись в поле зрения. – Не думала, что увижу тебя здесь.

У меня горели щеки. Сиэла грациозно села на место Джоан.

– Вы все здесь? – спросила я. Хуже всего было то, что, скорее всего, это был план Сиэлы. Она ведь значила больше, чем Дарлин. Я попыталась поймать взгляд Джоан, но она не смотрела на меня. Как она отнесется к тому, что девочки решили провести ночь без нас? Точнее, без нее. – И Кенна тоже?

Сиэла открыла клатч из кожи аллигатора, достала маленькую пудреницу и демонстративно поправила идеально уложенные волосы.

– Кенну я только что отправила домой на такси. Она сегодня слегка переборщила с весельем. – Она закатила глаза и засмеялась. – Мы бы пригласили вас, но я думала, что у Джоан другие планы.

Она подожгла сигарету, выдохнула через плечо и немного наигранно гламурно прокашлялась. Она врала, и мы обе это понимали. У Джоан никогда не было планов. А Сиэла курила с двенадцати лет. Дым лишь успокаивает горло.

В декабрьском выпуске «Ридерз Дайджест» вышла теперь уже знаменитая статья «Рак от блока сигарет». И хотя с тех пор мы стали опасаться курения, никто не бросил вредной привычки. Но теперь курение приносило простое, чистое удовольствие.

Я тоже подожгла сигарету. Казалось, Сиэла не расстроилась, что мы здесь. Но она и не показала бы этого. Она всегда отличалась благородными манерами. Никогда невозможно понять, о чем она думает.

– Я хочу знать, – сказала она, с улыбкой наклонившись ко мне; но нет, она просто тянулась к пепельнице, – когда же великая Джоан Фортиер успевает спать?!

Я посмотрела на Джоан; даже если бы она и услышала свое имя, все равно не показала бы этого.

– Да, – сказала Дарлин, поджигая свою сигарету о сигарету Сиэлы. – Мне тоже это интересно.

Правда заключалась в том, что Джоан никогда не спала. Правда заключалась в том, что в последнее время Джоан, казалось, сон совсем не был нужен. Я часто лежала с ней в постели до четырех или пяти утра, разговаривая ни о чем, обсуждая прошедшую ночь, грядущие ночи, сюрпризы судьбы, ждущие нас впереди. Вот как видела это Джоан: каждая ночь таит в себе обещание. Она так часто говорила о будущем, что я уже перестала раздражаться на этот счет.

– Мы пойдем в клуб «Трилистника», – говорила она, лежа в постели в пижаме и устремив взгляд в потолок, – и встретим там Ларри, и он покатает нас в своей новой машине. – И так далее и тому подобное.

Правда заключалась в том, что я часто засыпала посреди подобных рассказов, а когда просыпалась, Джоан уже не было рядом – и никакой записки. Правда заключалась в том, что я выбегала из комнаты и натыкалась на расстроенный взгляд Сари, которой тоже не удалось удержать Джоан дома. В этом мы с Сари были похожи. Мы обе не знали, как заставить Джоан остаться.

Тут я поняла, что Сиэла и Дарлин ждут ответа.

– О, – поспешно сказала я, – она только после смерти выспится.

Дарлин выглядела немного испуганной, ее маленькие, жирно подведенные глазки метались туда-сюда между мной и Сиэлой, которая просто посмеялась.

– Как и все мы, – сказала она, изучая свою сигарету.

В поле моего зрения появилась Джоан, которая держала под руку мужчину из Остина, поэтому, болтая с Дарлин и Сиэлой, я краем глаза следила за подругой.

Хотя с момента нашего выпуска прошло почти два года, мы все равно иногда приходили в ламарскую огромную столовую и сидели там с сэндвичами в руках, наблюдая, как Джоан флиртует с каким-нибудь мальчиком из футбольной команды.

Дарлин ушла, и мы с Сиэлой остались вдвоем за большим столом. Вечер кончился, как и всегда: всеобщее внимание было приковано к Джоан. Мужчина из Остина затащил ее на небольшую сцену для кабаре в конце клуба, и она была, очевидно, очень пьяна, возможно, не только пьяна, но все же грациозно двигалась под музыку, вытанцовывая так, будто ее никто не видит. На ней было открытое черное платье, лиф которого перекрещивала белая широкая тесьма. Это делало ее чуть ли не мужеподобной, будто она надела доспехи.

Я обернулась к Сиэле, чтобы сказать ей что-то, но она пялилась на Джоан. Я попыталась понять, на что же она смотрит.

Она была слишком худая – Сиэла заметила то, какой стала Джоан. Она казалась очень хрупкой, с ее крошечными, чуть ли не детскими запястьями; ее талия четко прорисовывалась, будто на ней был корсет. Но я застегивала это платье на Джоан; под ним ничего не было. Джоан больше шел образ Риты Хейворт, чем Вивьен Ли: худоба – это совсем не ее.

Я окинула взглядом толпу: зал был заполнен блестящим обществом, все молодые, кроме богатых мужчин, которые были старше нас на десять-двадцать лет, а некоторые – так и вообще на тридцать. Мужчина из Остина выглядел на сорок с лишним. Я обнаружила, что в этом помещении не было ни одной женщины старше двадцати пяти. Все, кому больше, сидят дома с мужьями и детьми. Я подумала о Рэе и выдохнула с облегчением. Недолго мне осталось торчать в подобных местах.