После бала - [49]

Шрифт
Интервал

Это был воскресный вечер. Ничего особенного. Я надеялась, что Джоан вернется пораньше, а Сари сделает нам сэндвичи с ветчиной. Мы останемся дома и посмотрим «Шоу Эда Салливана». Вместо этого мы поехали к Сэму, в центр. Когда Фред придерживал для нас дверь и мы выходили из машины, я молилась, чтобы Джоан захотела поехать домой пораньше, ну, во всяком случае, хотя бы до восхода солнца.

Но как только мы зашли к Сэму, я поняла, что уйдем мы отсюда нескоро. Ночь была шумной, воздух – прокуренным, а комната освещалась свечками и кончиками сигарет.

Вышел Сэм, чтобы встретить нас. На нем был блестящий серый костюм; волосы гладко зачесаны назад. Это был полный, суетливый молодой человек, зацикленный на себе, и его клуб был таким же: возле столов лежали нетронутые салфетки, а окурки валялись вокруг пепельниц.

– Джоан, – сказал он и поцеловал ей руку. На ее левой руке красовался подарок от папы – коктейльное колечко с рубином и жемчугом в форме капли.

– Сесе, – сказал он и, никуда не торопясь, подождал, пока я подам ему руку. Будто мысль о том, что я могу не подать руку, была недопустимой. В те дни мужчины могли свободно трогать женщин. Мне повезло, что это оказалась лишь моя рука, а не щека, лоб или губы. Мне не очень нравилось, когда меня целуют мужчины. Конечно, я любила прикосновения Рэя, но это все.

А вот Джоан, кажется, никогда против этого не возражала. Однажды я подняла эту тему, но у нее на этот счет было свое мнение.

– Губы – это просто кожа, – сказала она.

– А пенис? Я полагаю, это тоже кожа?

Она беззаботно засмеялась:

– Это все кожа. Хотя некоторая кожа приятнее другой.

Той ночью Сэм сопровождал нас в клубе, я шла рядом с ним, а Джоан – немного позади. На нас оборачивались женщины; в их взглядах было что-то холодное. Мужчины сидели, облокотившись, курили сигареты и оценивающе смотрели, будто Джоан – напиток, который они заказали. Как же меня все это раздражало! Сэм говорил о чем-то совершенно отвлеченном. Наконец мы остановились у столика возле лестницы, где были представлены незнакомому мужчине из Остина; когда мы подошли, он разговаривал с Дарлин.

– Твои волосы? – удивилась я. – Ты подстриглась.

Она обрезала как минимум восемь сантиметров.

– Приму это за комплимент. Мне нужно еще выпить. – Дарлин вздохнула и наклонила голову в сторону Джоан, которая теперь завладела вниманием мужчины из Остина. Я не сочла нужным запоминать его имя. Я удивилась, встретив здесь Дарлин. Мы дружили со школы – Джоан, я, Сиэла, Кенна, Дарлин – и большую часть времени гуляли вместе. Но я прекрасно понимала, почему такой девушке, как Дарлин, у которой не было ни внешних данных, ни обаяния, сложно находиться в одной компании с такой девушкой, как Джоан. Я уже не помню, почему Рэя не было с нами той ночью. Возможно, он работал. Несмотря на то что его тогда не было, я помню, как думала о том, что получила свое место под солнцем. После всех потрясений моей юности жизнь преподнесла мне приятный сюрприз. Джоан вернулась, я обручена и первая из нашей компании выйду замуж.

– Я не знала, что встречу тут тебя сегодня, – сказала я Дарлин.

Как бы там ни было, я была рада видеть ее. Теперь я могла провести ночь, болтая с ней ни о чем, вместо того чтобы хвостиком таскаться за Джоан. Джоан пребывала в постоянном движении, она металась от одного человека к другому, и это свидетельствовало о том, что ей ни с кем не интересно. (В конце вечера, на заднем сиденье машины, Джоан часто жаловалась, какие же все скучные: «Вода, вода, везде сплошная вода и ничегошеньки интересного».)

– И вот, – сказала Дарлин, – я здесь.

Она подняла руку, подзывая официанта, и кивнула на пустой бокал из-под шампанского. Спустя тридцать секунд перед ней стоял новый бокал, как и передо мной.

– Комплименты от Сэма, – сказал официант, поставив последний бокал перед Джоан.

Дарлин сделала гримасу; Сэм не передал ей комплиментов с помощью шампанского. А с чего бы ему это делать? Очень большая вероятность, что на улице ждет фотограф, готовый сделать снимок Джоан. Ну а у Дарлин есть шанс появиться в газете, только если она окажется рядом с Джоан – в правильном месте в правильное время. Джоан, слушая мужчину из Остина, легко кивнула официанту, вмешавшемуся в беседу. Дарлин пялилась на Джоан, а мне было просто ее жаль.

– Она притворяется, – сказала я. – На самом деле он ей не интересен.

И это была правда: спустя пять минут Джоан ушла к другому столику, оставив мужчину из Остина наедине с мыслями о том, светит ли ему хотя какой-то шанс с Джоан Фортиер. «Нет», – сказала бы я ему, если бы он спросил. У него не было шансов.

Дарлин фыркнула:

– Думаешь, я сама не знаю?

Она сделала большой глоток шампанского; от ее помады на бокале остался жирный, отчетливый след. Я подумала, что она, должно быть, весьма пьяна, если позволила себе оставить такой след на бокале.

Через полгода Дарлин встретит своего мужа, мужчину, старше ее на пятнадцать лет, чья работа заключалась в том, чтобы лишь управлять своим состоянием. Дарлин будет счастлива, впервые в жизни – во всяком случае, именно это она сказала нам. «Я по-настоящему счастлива, впервые в жизни!»


Еще от автора Энтон Дисклофани
Наездницы

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.