После бала - [48]
Наверное, с помощью груди и стоп Бог напоминал Джоан Фортиер о том, что она смертная.
Джоан не было до этого дела. Она никогда не получала особого удовольствия от своей красоты. В то время как я с нетерпением раскрывала каждый новый выпуск «Городского глашатая», пролистывала все скучные разделы, желая поскорее увидеть фотографию, на которой Джоан так и светилась красотой, держа за руку какого-то мужчину (впрочем, ей всегда удавалось выглядеть так, будто это мужчина держится за нее), Джоан лишь изредка смотрела на них.
– Вот мама обрадуется, – бурчала она. – Это она выбрала платье.
Ее вид, голый, более худой, чем я видела в последний раз, и высокий бокал с чем-то прозрачным в ее руке переменили что-то внутри меня. Мне хотелось дать ей пощечину, наорать на нее, приказать ей одеться и перестать вести себя как подросток. Но также мне хотелось смотреть на нее, стоять и просто наблюдать за той Джоан, какой я ее никогда не видела: сонной и незащищенной.
Я проскользнула в ворота, и Джоан пошевелилась. На ней были темные очки – кошачий глаз.
– Се, – пробормотала она. – Заходи, присаживайся.
Она похлопала рукой возле себя, но я взяла стул и, разгладив юбку, села в нескольких метрах от нее.
Она привстала, посмотрела, как я думала, на меня, но точно понять, куда устремлен ее взгляд, когда она в очках, было невозможно. Она засмеялась и прикрылась сложенным полотенцем. Наверняка полотенце оставила Сари – Джоан закутала им талию.
– Я голая, как дурочка, да? Но я никого не ждала. – По тому, как она это сказала, я поняла, что она не злится, и ощутила настолько искреннее и моментальное облегчение, что чуть не заплакала. Она не злится.
– Жарко, как в печке, – сказала я. – Даже жарче. Ты сгоришь.
Ее ленивая улыбка сбила меня с толку.
– О нет, – возразила она, – я не сгорю. Ты ведь знаешь, я поджариваюсь до хрустящей корочки, но никогда не позволяю солнцу обжечь меня.
Возле Джоан стоял столик с полупустыми бокалами и пепельницами. Большая бутылка шампанского полулежала в кресле, как человек.
Я закрыла глаза. Джоан развлекалась с Сидом. Прошлой ночью, позапрошлой – какая разница?
«Куколка, – представила я себе голос Сида, – несколько моих друзей просто мечтают с тобой познакомиться».
– Где Сари? – спросила я.
– Сари?
– Сари, твоя горничная. Женщина, которая не покидала тебя со времен Банки.
– Банка, – сказала Джоан. – Совсем забыла, как ты называла наш пентхаус. Никогда не любила это название.
– Это Сиэла придумала, – сказала я. – Оно просто прилипло… – Я осеклась.
– Всегда было каким-то бессмысленным, – продолжила Джоан, будто я ничего не говорила. – Нас ведь там никто не видел. – Она сделала паузу. – Бабочки в банке, – продолжила она свои размышления звучным голосом.
В этом и заключался наш замысел. Особенно это касалось Джоан.
– Красивые жучки, замурованные в банке. А я думала, что мы – мамины экспонаты.
Иногда между нами это возникало – будто Джоан читает мои мысли, а я читаю ее.
– Да, – медленно проговорила я, – думаю, так и было. Точнее, только ты.
Она засмеялась, ее грудь дергалась вместе с плечами. Один сосок был сморщенным, а второй – гладким, как стекло. Я отвернулась.
– Я просто пришла посмотреть, все ли в порядке. Хотела узнать больше о Сиде. – Ну вот. Я сказала это. Нельзя было взять слова обратно; его имя витало между нами.
– Я отправила Сари домой, – наконец сказала Джоан.
– Выходной?
– Конечно. Выходной.
– Она бы этого не одобрила. – Я сделала жест рукой в сторону беспорядка позади Джоан и той бутылки шампанского, которая, как ребенок, лежала в кресле. Я уж не стала упоминать беззаботную наготу Джоан.
– Нет, – с улыбкой сказала Джоан. – В этом вы похожи. – Она приподняла очки и отчаянно зажмурилась, как какой-то подземный зверек. – Боже, как ярко.
Я встала. Мне все это надоело, надоело сидеть и притворяться.
– Томми скучает по тебе, – произнесла я. – И я скучаю.
Я смотрела, как Джоан постепенно привыкает к солнцу.
– Но я здесь, – сказала она. – Я никуда не уехала.
– Однако ты пропала.
– Се! – Она встала, ее полотенце упало на землю. – Прекрати.
Мое внимание отвлекла фигура на заднем плане: Сид, который шел по дому. Он тоже был голый; его нагота поражала и пугала меня. Его силуэт был мускулистым и широким. Разве может кто-то одновременно отталкивать и привлекать? Казалось, я ощущала его обаяние сквозь дверь. Наверное, Джоан ощущала то же самое.
Глава 19
Одной январской ночью 1952 года, когда с момента возвращения Джоан прошел почти год, занавес опустился. Пришло время.
Я была истощена, это была такая усталость, которая превращает тебя в зомби. В этом году Джоан редко спала, как и я. Я никогда не увлекалась наркотиками, а вот Джоан приобрела эту привычку в Калифорнии. В основном это были лекарства – я так думала, после того как нашла небольшую баночку в ее бельевом ящике.
Я всегда пыталась следить за ней. Я была рядом с ней так долго, как только могла, пока не теряла ее в толпе на вечеринке или в клубе, и тогда я шла за Фредом – и мы вместе с ним ездили от места к месту в тусклом свете ночного Хьюстона, пока не находили ее.
Мне не всегда удавалось присматривать за ней. Это было просто невозможно: Джоан постоянно пыталась исчезнуть.
Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.