После бала - [45]

Шрифт
Интервал

Он проследил за моим взглядом и медленно вытащил салфетку.

– Здравствуйте, миссис Бьюкенен. Я могу вам помочь?

– Простите, – нервно сказала я. – Я, видимо, прервала ваш обед. Я надеялась увидеть миссис Фортиер.

Я заметила, что Стюарт в ожидании вытянул руки.

Я посмотрела на них, затем на как всегда непроницаемое лицо Стюарта.

– Пирог? Угощение для Фортиеров? Пожалуйста, позвольте.

И прежде чем я успела что-то сделать, он забрал пирог.

– Я боюсь, миссис Фортиер ушла. С мистером Фортиером. Я передам, что вы приходили.

– Спасибо, – поблагодарила я, не зная, что еще сказать. Стюарт кивнул, и я заметила за его плечом маленький столик с накрытым обедом.

Он, почти незаметно, попытался закрыть собой обзор, но было слишком поздно. Я все увидела, несмотря на его усилия.

– Спасибо, – пятясь, повторила я, пока Стюарт закрывал дверь. – Простите за беспокойство.

Я села в машину и попыталась успокоиться. Я только что увидела лицо, которое не видела много лет. Дори. Она вернулась. Она появилась в то же время, когда и Сид. Это что-то значит. Наверняка.

Глава 18

1957


Сид Старк – это имя, как акула, нарезало круги в моей голове. Вместе с лицом Дори. И Джоан. Как всегда. Как и тогда, когда я впервые заметила пропажу Дори, много лет назад. Я сказала себе, что прислуга приходит и уходит. Отсутствие Дори и ее внезапное возвращение может вообще ничего не значить. Но одно я понимала: от меня что-то скрывают. Стюарт явно пытался скрыть от меня Дори, а Мэри явно знала Сида Старка и, услышав его имя, не смогла скрыть страх в голосе.

Не было никаких доказательств, что эти события связаны между собой, но все начинало быть похожим на обман.

В среду я позвонила Сиэле.

– Прости за ту ночь, – сразу же сказала я насчет той ситуации в клубе. – Я была немного выпившая.

– Так вот как это теперь называется? – спросила она, но сразу же смягчилась. – Все хорошо. Думаю, все мы иногда бываем немного «выпившими».

Казалось, она удивилась, когда я предложила привезти Томми.

– Чтобы поиграть с Тиной?

– Ммм, да, – сказала я, – если только у тебя нет еще одного ребенка, о котором я не знаю.

Она засмеялась. Я смутила ее. Тина и Томми никогда не играли вместе, потому что я этого не хотела. Я знала, что сыну нужно почаще находиться среди других детей, и он находился – по вторникам, когда у меня был выходной. Няня отводила его в центр города, к детям, чьих матерей я никогда не увижу. Вторники были моими ленивыми днями, когда я носила брюки из прошлого сезона и немного украшений.

– Тина обрадуется. Она любит маленьких мальчиков, я тебе говорила? В миллион раз больше, чем девочек. Вся в маму! – Она засмеялась.

Сиэла может быть колючей, но может быть и доброй, вежливой: ее общество было приятным. У нее не было ни глупой агрессии Дарлин, ни беззаботности Джоан. Тогда, по телефону, я ощутила огромную благодарность к ней.

– Я этого не знала, но надеюсь, что Томми подойдет.

Я тогда сказала немного не так. Мне было все равно, куда отвезти Томми – в центр города или в другое место: ему не нравились другие дети. Не то чтобы они его раздражали – это значило бы, что у него есть какие-то предпочтения. Он просто игнорировал их, играя в одиночестве, и долго, осторожно смотрел на тех, кто подходил к нему.


Тина была крохотным ангелочком с розовыми щечками и достаточным словарным запасом, чтобы спросить маму о том, почему Томми такой молчаливый.

– Никто не говорит так много, как ты, куколка, – сказала Сиэла, пытаясь быть доброй, но для меня эти слова были как пощечина.

– Он стесняется, – объяснила я, немного подталкивая вперед Томми, который приклеился к моей коленке и держал руку во рту. – Дома он намного общительнее. – Полная ложь, хорошо, что безобидная.

Мы с Сиэлой сидели в детской Тины под вентилятором, работавшим на полную мощность.

Детская была украшена, как комната в замке. В розовом замке, где живут принцессы, нарисованные на стенах: вот принцесса исполняет желание ребенка, очень похожего на Тину; вот пролетает над цветочным полем и ребенком, очень похожим на Тину; вот парит возле ребенка, очень похожего на Тину.

– Боже, – сказала я, когда мы поднялись по лестнице. Сиэла включила свет, и я смогла рассмотреть комнату. – Немного жутковато, тебе так не кажется?

Я сразу же пожалела о том, что сказала это. Однако Сиэла легко восприняла мой комментарий, посмеявшись, чем сняла мое напряжение. Но я бы не сказала, что она согласна со мной.

– Мы немного перестарались, но как ты думаешь, разве не для этого нужны дети? Чтобы стараться?

Я посмотрела на Томми, стоявшего вплотную ко мне. То, как близко сыну нужно было находиться возле меня, в равной мере поражало и расстраивало. Я пыталась отучить Томми от этой привычки, но иногда было слишком сложно отказать ему в столь простой вещи. Вместо того чтобы поднять его на руки, я взяла его за руку и повела к игрушечной кухне, где играла Тина. У меня не было и надежды, что они будут играть вместе, но я взяла с собой кубики, чтобы Томми увлеченно складывал их, пока Тина будет играть на крохотной кухне. Чтобы неопытному глазу казалось, что мальчик и девочка весело играют вместе.


Еще от автора Энтон Дисклофани
Наездницы

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.