После бала - [37]

Шрифт
Интервал

Я подожду Джоан, и мы поедем домой, когда она будет готова. Вскоре мы с Рэем будем покидать вечеринки вместе, как пара. Вскоре он не будет никуда ходить без меня, а я – без него.

На дубе висели качели, и я аккуратно села на них, не зная, выдержат ли они меня. Но они выдержали, прямо как в детстве. Рядом была песочница, теперь накрытая, в ней никто не играл уже много лет.

Я вспомнила об Иди, о том, какая добрая она была, играя со мной в этой песочнице день за днем. И, сидя на наших старых качелях, я вдруг поняла, что уже сто лет не видела Дори – с тех пор, как уехала Джоан. Теперь Джоан вернулась, а Дори – нет.

В машине по пути в Банку мы с Джоан снова остались вдвоем: гладкие кожаные сиденья, сухой горячий воздух, исходящий от щитка управления, щетинистый серый затылок Фреда. Я любила эту машину зимой.

– Боже мой, – сказала она, – что за представление. Что за театральное представление, – и хихикнула. Она сжала мою руку. – Рэй сегодня не в духе, дорогая?

Я покачала головой:

– Нет. Он просто сегодня немного молчаливый.

– Молчаливый мужчина – скучный мужчина, – сказала Джоан, поджигая сигарету; в свете зажигалки я посмотрела на ее расфокусированные глаза. – Но так уж вышло, что ты полюбила скучного мужчину. Со скучными мужчинами никаких проблем.

Я позволила ей продолжить. Каждый раз, когда она называла Рэя скучным, я стискивала зубы, но знала, что она ничегошеньки под этим не подразумевает.

– В следующем году к этому времени я уже буду замужем, – сказала я.

– Как-то печально ты это сказала, – тихо отозвалась Джоан.

– Разве? Да нет, я счастлива. Но мы больше не будем жить вместе. Помнишь, как мы хотели выйти замуж за братьев и жить по соседству?

– Помню, – сказала Джоан. – Помню.

Она рассмеялась. Я тоже рассмеялась. Идея, которая казалась нам, десятилетним, такой привлекательной, теперь звучала абсолютно абсурдно.

– Мечты меняются, – сказала я.

– Конечно, меняются, – сказала Джоан. – Но, милая, ты ведь знаешь, что не можешь выйти за меня, ведь так?

Я приготовилась к удару, ощутила его, но затем Джоан схватила меня за руку:

– Рэй любит тебя. Ты не можешь просить большего, ведь правда?

Я покачала головой. Это правда: Рэй любил меня, и я не могла, не должна была просить большего, чем его любовь, его верность.

– А поехали в «Shailene’s»! – вдруг сказала она. – Фред, вези нас в «Shailene’s»!

Хотела ли я ехать? Имело ли это значение? Мы ехали в «Shailene’s», где, как я надеялась, будет палатка и Джоан захочет там присесть.

Я смотрела на Ривер-Оукс, прекрасный, как маленький городок, похожий на заснеженный шар, с освещенными домиками, наряженными елками и подарками под ними. Когда шар начал вращаться, я откинулась на мягкое сиденье.

– Джоан, – вдруг сказала я, когда вопрос снова пришел мне в голову.

– Да? – пробормотала она.

– А где Дори?

Она не ответила. Я открыла глаза, ожидая увидеть ее, смотрящую в окно и отвлекшуюся на что-то другое. Но вместо этого я увидела, что она пристально впилась в меня взглядом.

– Она пропала, – сказала Джоан.

– Куда пропала?

– Просто пропала, – мягко сказала Джоан и, выдвинув маленькую пепельницу из двери, потушила сигарету.

Конечно, прислуга приходит и уходит. Но все же Дори была как мама для Джоан. Она закрыла глаза, и я не стала развивать эту тему, потому что не хотела ее беспокоить. Однако я знала, что она соврала.

Глава 15

1957


Прошла где-то неделя с тех пор, как она, промокшая до нитки, появилась на моем пороге. В следующий раз я увидела Джоан в клубе под названием «Нефть». Все девочки ходили туда ужинать один раз в месяц; это стало своего рода традицией, которая началась с Дарлин. Она была там, конечно же, с Джоан, Сиэлой и еще с несколькими в конце столика. Томми остался дома с Рэем. Мы все сделали заказы – там готовили замечательные стейки с красной серединой – но, когда Филип, наш официант, остановился возле Джоан, она попросила шампанское.

– Мне сегодня не хочется есть. Я больше настроена на шампанское. Пожалуйста, одну бутылку, – проговорила она и блистательно нам улыбнулась. – Хочу угостить моих девочек чем-то особенным.

Филип был седовласым смышленым мужчиной. Он стал нашим официантом давно, с тех пор как мы начали туда ходить. Ему не нужно было спрашивать Джоан, какое шампанское она хочет. Самое дорогое.

– Какая щедрость! – воскликнула Дарлин, несмотря на то что мы уже пили коктейли, мартини, «Манхэттен», а те, кто был более сдержанным, – дайкири, стоявшие перед нами в ряд. Мне так захотелось закатить глаза. На Дарлин было белое платье с открытыми плечами, с золотистым блестящим поясом, ее шею украшало колье из жемчуга. Мне она напоминала змею, одну из неядовитых, с кольцами вокруг шеи.

Когда Филип проходил мимо меня, я обернулась.

– Мисс Фортиер тоже будет стейк. С кровью, – сказала я, и он кивнул.

Я обрадовалась, что мы так тихо договорились между собой.

Я пила дайкири, потому что Джоан приехала в ресторан уже под хмельком, а я хотела показать ей хороший пример. Впрочем, в этом не было особого смысла: Джоан уже выпила два мартини и продолжала пить, и этому не видно было ни конца ни края. Она знала меру, но иногда казалось, что она намеренно пытается напиться. Этот вечер стал именно таким случаем.


Еще от автора Энтон Дисклофани
Наездницы

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.