После бала - [38]

Шрифт
Интервал

Все смотрели на нас. В это место приходили лишь в тех случаях, если хотели, чтобы их увидели. Думаю, мы так и поступали. Я имею в виду, хотели быть замеченными. Поход туда даже не обсуждался, не обсуждалось и место, где мы сядем. Дефилируя по залу, мы вызывали шепот и взгляды. Каждая из нас, но особенно Джоан. Она обязательно скажет каждому свои «привет», «как дела» и «давно не виделись». Джоан, естественно, наслаждалась всеобщим вниманием, как и все мы, но все хотели видеть именно Джоан. Ее недавняя интрижка, кажется, совсем не повлияла на ее репутацию; ни Дарлин, ни остальные девочки не упомянули этого. Джоан повезло.

– Она сегодня зажигает, – пробормотала Сиэла.

Я обернулась к ней, радуясь, что она не слышала, как я заказала Джоан стейк. Я понимала, что слишком сильно опекаю ее, ношусь с ней, как с ребенком. Но кому-то же нужно это делать.

Я улыбнулась, сделав глоток дайкири.

– Она просто счастлива, – сказала я. – Она так любит собираться вместе.

Сиэла покачала головой, посмотрела на меня секунду.

– Всем бы такую подругу, как ты, Сесе.

Джоан услышала последнее предложение.

– Всем такую подругу, как Сесе! Выпьем за это! – Она подняла свой мартини и чокнулась бокалами с Дарлин и Кенной, которые сидели по бокам от нее, пролила напиток и не удосужилась вытереть его со стола.

Затем они, совсем опьянев, шутили, смеялись и болтали ни о чем. Мне не было особо весело. Томми не хотел меня отпускать, как, кстати, и Рэй.

– Как всегда, Джоан зовет, – сказал он, когда я сообщила ему, что не могу отказаться. Джоан вновь стала сама собой с того дождливого дня на моей кухне, даже более яркой версией себя, но я все равно не смогла к ней привыкнуть.

Ее отсутствие в последние две недели изменило что-то внутри меня; как, в прочем, и все ее отлучки.

Мы с Сиэлой лениво болтали о детях, это было нашей запасной темой для разговора, когда вдруг Дарлин подняла тему развода Дэйзи Диллингуорт. Ситуация накалилась с прошлой недели – фотографии Эдвина Минтза и его пассии, покидающих спектакль на Бродвее, разместили в «Хрониках».

– Это как-то неправдоподобно, – сказала Дарлин. – Это совсем на нее не похоже. А теперь она пожинает плоды своих стараний, не так ли?

– Ну, наверняка так и есть, – пропела Джоан фальцетом, а Дарлин, прежде чем понять, что она смеется над ней, расплылась в улыбке.

– Могу поспорить, Дэйзи вернется сюда с ребенком, – сказала я в надежде разрядить напряженную паузу, повисшую за столом. – Ривер-Оукс – отличное место, чтобы вырастить ребенка. – Хотя я и говорила бессвязно, но на самом деле верила: Дэйзи нужно быть рядом с семьей. В месте, где они с ребенком не будут одиноки.

– А мне кажется, что Ривер-Оукс – это ад, если сравнивать с Нью-Йорком, – сказала Джоан. – А ребенок? Ему нужно остаться с папой в большом городе. По крайней мере там никому не будет дела до того, что он наполовину еврей.

Она с вызовом посмотрела на нас, будто ожидая услышать возражение. Казалось, ей было что еще добавить. Сказать нам, какие мы глупые, какими плоскими и ограниченными мы стали. Дарлин расхохоталась – лая, как нервный пудель.

– Ривер-Оукс не ад. – Я сделала паузу. Я ощущала, как весь столик наблюдает за тем, как я пытаюсь успокоиться. – И я думаю, что люди отнеслись бы с пониманием. Он ребенок, Нью-Йорк – не для него. Ему нужна мать. – Да, я не знала много или вообще сколько-нибудь евреев, но я знала Дэйзи. И также я знала, что Ривер-Оукс – намного более подходящее место для ребенка, чем чужой, грязный город.

Джоан подожгла сигарету и затянулась перед тем, как ответить:

– Разве? В некоторых культурах детей воспитывают вместе, целыми племенами. Целая тысяча людей, чтобы уложить тебя спать.

– Ты прочитала это в Национальном географическом журнале? – спросила я.

Джоан наклонила голову, оценивая то, что я сказала. Я обычно не давала сдачу.

– Да, да, прочитала.

Джоан сидела так, что не видела, как Сиэла закатывает глаза, а мне хотелось, чтобы она это видела. Мне хотелось, чтобы она знала, что разговоры о статьях, которые она читала, о местах, куда она хотела поехать, – все, что было нам не свойственно, нас раздражало.

– У нас были Дори и Иди, – продолжила она. – Они заменили нам матерей. Они были лучше наших матерей.

Я ахнула в удивлении от того, что она так невзначай упомянула Иди при всех этих людях. Какая-то часть меня хотела возразить Джоан, нагрубить ей, не оставить это просто так. Но большая часть меня просто хотела успокоить ее.

– Кажется, сложно справиться с тысячей родителей, не так ли? – беззаботно спросила я. – Целая тысяча.

Джоан ввинтила сигарету в пепельницу.

– Ох, Се, не будь такой занудой. Я просто дразнюсь.

И тут появилась армия официантов с белыми воротничками, ставя перед нами блюда, накрытые полусферическими серебряными крышками. Я услышала бормотание Джоан, когда снятые крышки обнажили наши кровавые стейки с жиром, сверкающим в свете горящих свечей.

– О, Фил, – сказала она с наигранным разочарованием. – Милый, я ведь не заказывала стейк. Забери его, хорошо? Отдай его тому, кто его заслуживает.

– Конечно, – сказал он. Когда он наклонился, чтобы забрать тарелку, я не выдержала.


Еще от автора Энтон Дисклофани
Наездницы

Теа было всего пятнадцать, когда родители отправили ее в закрытую престижную школу верховой езды для девушек, расположенную в горах Северной Каролины. Героиня оказывается в обществе, где правят деньги, красота и талант, где девушкам внушают: важно получить образование и жизненно необходимо выйти замуж до двадцати одного года. Эта же история – о девушке, которая пыталась воплотить свои мечты…


Рекомендуем почитать
На всю жизнь

Аннотация отсутствует Сборник рассказов о В.И. Ленине.


Апельсин потерянного солнца

Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.


Дети

Наоми Френкель – классик ивритской литературы. Слава пришла к ней после публикации первого романа исторической трилогии «Саул и Иоанна» – «Дом Леви», вышедшего в 1956 году и ставшего бестселлером. Роман получил премию Рупина.Трилогия повествует о двух детях и их семьях в Германии накануне прихода Гитлера к власти. Автор передает атмосферу в среде ассимилирующегося немецкого еврейства, касаясь различных еврейских общин Европы в преддверии Катастрофы. Роман стал событием в жизни литературной среды молодого государства Израиль.Стиль Френкель – слияние реализма и лиризма.


Узник России

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гамлет XVIII века

Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.


Северная столица

В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.