Поскрёбыши - [31]
Ну что ж, предстоит выкрасть дитя, уже в третий раз. Всем оно понадобилось – и в Щвеции, и на Песчаных улицах, и в славном городе Мценске. Хотя, честно говоря, по сути дела оно нужно лишь Ларисе с Иван Антонычем (точнее, Иван Антонычу с Ларисой), да вот еще чертям. Сашеньке – той вообще ничего не рассказали, не сочли нужным. На ее звонки отвечали, что Никита у Ларисы, а последний раз сказали – у Олега. Что Ларисе, что Олегу Александра звонить побоялась. Подсела на размеренную западную житуху и притихла. Значит, больше всего до Никитушки дело двоим звонарям-антитёзкам. Надо им это дело обмозговать.
\Хорошо обмозовывать, когда есть бутылка. Но звонари обошлись без нее. Вернулись к двери, откуда выступил караван, и хорошенько потрясли. Открылась. То есть замок был, но так. на пол-оборота хватало, а глубже забито всякой дрянью. Прогнуть дверь – этого оказалось достаточно. Закрыли изнутри тем же манером, пошли ощупью по сумрачным пределам. Нашли плохо загашенный костерок, поблизости постели. Вот эта – самая приличная. Даже простыни и наволочка с чьих то бельевых веревок. Лежбище человеческого детеныша, несомненно. Теперь искать, где спрятаться. Уж каноническую планировку церковного зданья звонари знают. Тут они чертей обыграют, вне сомненья. Цапнуть бы какой еды, но не дай бог заметят. Вот и выход на зады. Заложено засовом. Засов еле открыли – ржавый был, зараза. Дверь приперли снаружи бревном. Притаились под лесенкой, что раньше вела на колокольню. Сидят, чутко слушают. Уши у звонарей что надо. Вернулись беси. Никитка щебечет – много слов выучил, молодцы черти. Так постились звонари до августовской темноты, а изо всех отдушин кирпичного зданья несло жареным мясом. Вроде бы козлятиной. Кто-то тут коз держит. Беси глаза отвели хозяйке. Ну, цыгане да и только.
Прозрачной месячной ночью окончательно сдружившиеся в трудном деле звонари проникли во храм. Завернули мальчика в одеяльце, только уже не домашнее, черт знает где краденное, и тихо ушли, прислонив к задней двери то же бревнышко. Ангел небесный их подстраховал – стоял с распахнутыми крыльями, пока благие похитители не скрылись в ельнике. Лесной царь с отягощенных шишками верхушек пел: «Дитя, я пленился твоей красотой». Но ангел бдел, ребенок спал, и обошлось без новых приключений. Пока ждали первую электричку, скрывались за будкою, где продают билеты. Сели в вагоне на лавку. Уфф. Народ едет сонный – в пригородах работы нет. Живут, еще и снимают жилье. Едут, свои и пришлые, досматривают немудрящие сны. Вот вы чертей не видали, а мы видели.
По водворенье Никиты во Мценск все задействованные в этой истории лица были извещены. Прежде всего Иван Антоныч позвонил Олегу и буркнул в трубку: «Мальчик у бабушки, здоров, весел. Поставь свечку. Смотри, чтоб Александра не узнала – как бы с ней какой беды не вышло». Звонить Воробьевым пришлось Ларисе. Соврала – Олег де привез к ней Никитку. С ребенком всё в порядке, только это и сообщите Саше, ничего более. А Воробьевы тут же про школу. Никите уже шесть, сентябрь на носу. Надо срочно искать специнтернат. Ведь ребенок прописан у них, у Воробьевых. Рано или поздно вопрос встанет. Лариса ответила терпеливо, что она в таких вещах разбирается и всё утрясет.
Но Иван Антонычу в то утро еще пришлось звонить. Не успел он умыться – дитя проснулось. Увидал Никитушка Иван Антоныча, улыбнулся – двух месяцев в бесовском логове как не бывало. Нет, разница есть. Складно так говорит. Не дин-дон, а: звонить колокол. Почти правильно. Так звонарь с ним и пошел не пивши не евши господа звоном благодарить.
Лариса всё сообразила лучше некуда. Олег привез от Воробьевых Никитину метрику, кротко выслушав их отповедь. Лариса устроила внука учиться экстерном при родном детдоме. Читать-писать он у чертей немножко выучился, считать удары колокола Иван Антоныч научил. Вообще, хоть и нехорошо так говорить, пребыванье у бесей пошло Никите на пользу. У него в головенке всё как-то выстроилось. И говорить стал, и занимался с Ларисой всякий день часа полтора. Писал цифирки по клеточкам. А по косым линеечкам целые длинные слова: ко-ло-ко-ла. Бесенята, вернувшись своим ходом из Храпунова, смирно сидели в углу, стыдливо потупив зенья. Тетрадок себе не спрашивали, не просили и есть, а тихонько исчезали в обед. Черт – он сам о себе промыслитель. Понимали свое окаянство. Звонарь махнул на них рукой. Так мир устроен, не нам его переделывать. Там плюс, тут минус. Между ними колеблемся.
Приехала Саша – тактичные бесенята удалились на время. Сашенька проинспектировала Никитины (Ларисины) успехи и была прямо-таки счастлива. Оставила Ларисе так много денег (по нашим меркам) – хоть восстанавливай храм всех святых, земле русской просиявших. Наладила Ларисе интернет, скайп – и улетела в Упсалу. Ейный Нильс наблюдал по скайпу и постигал с Сашиных слов положенье дел. Устройство больного ребенка показалось ему вполне надежным. Понял в своем рационалистическом уме: брак с Сашей возможен. Ну что, Никита говорит – вполне прилично. Русский язык Нильс знал, оттого и занимал хорошее положенье в шведско-российской фирме. Лариса еще молода и энергична, связь ее с сиротским приютом крепка. Идея приписать мальчика к приютской школе удачна. Лариса со звонарем Иваном глубоко верующие люди. Для Нильса это имело существенное значенье. Мальчик не только учится грамоте и счету, но радостно постигает святое ремесло звонаря. Иван пока не стар, крепок. Успеют они с Ларисой поставить на ноги физически здорового, но умом не сильного Никиту. Будет хороший немногословный звонарь. А уж священник, какой тогда будет во храме, после смерти Ларисы распорядится, кому опекать прилежного звонаря. Всё видно как на ладони. Александра, я полагаю, что нам пора узаконить наши отношения.
В 2008 году вышла книга Натальи Арбузовой «Город с названьем Ковров-Самолетов». Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.
Новая книга, явствует из названья, не последняя. Наталья Арбузова оказалась автором упорным и была оценена самыми взыскательными, высокоинтеллигентными читателями. Данная книга содержит повести, рассказы и стихи. Уже зарекомендовав себя как поэт в прозе, она раскрывается перед нами как поэт-новатор, замешивающий присутствующие в преизбытке рифмы в строку точно изюм в тесто, получая таким образом дополнительную степень свободы.
Герои Натальи Арбузовой врываются в повествование стремительно и неожиданно, и также стремительно, необратимо, непоправимо уходят: адский вихрь потерь и обретений, метаморфозы души – именно отсюда необычайно трепетное отношение писательницы к ритму как стиха, так и прозы.Она замешивает рифмы в текст, будто изюм в тесто, сбивается на стихотворную строку внутри прозаической, не боится рушить «устоявшиеся» литературные каноны, – именно вследствие их «нарушения» и рождается живое слово, необходимое чуткому и тонкому читателю.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)