Поскрёбыши - [10]
Ехал в Москву точно приговоренный. Ему мнилось: выйдет на перрон – тут же арестуют. Просто так не обойдется. Он вклинился четвертым лишним, сбоку-припеку в семью матерого волка. Преступленье прямо таки витает в воздухе. Владимир Прогонов на воле долго не погуляет. У него скверные отношения с реальной действительностью. Кабы еще Кольку не втянул. Тогда вообще хана. Боязно за Марию. И за себя, если не кривить душой. Тоже мне учитель математики нашелся. Живет в Колькиной квартире. Будут скрывать, а коли обнаружится? Этот тип объяснений слушать не станет. Тогда мне крышка… кулаки ровно гири. Мария, любовь моя, хоть ты уцелей. И позвонил с дороги Алисе.
Встретила его на площади у вокзала, поцеловала, впустила в машину. Ну что? Шестаков ей поведал от начала до конца, что. Алиса не к месту рассмеялась. Сидел на корнях тополя? сидел. Видал моего толстопузого? видал. Ты думаешь, там всё нажито чинно-благородно? как не так. Он в первых рядах мафиози. От десяти судов ушел и еще от двадцати откупится. Хочешь, я твоего Владимира Прогонова отправлю обратно в тюрьму? Попросишь – отмажу, когда он еще кого замочит. (Только не Марию! только не ее.) Я делаю что хочу и не трясусь как осиновый лист. Поехали к тебе. На квартиру наплюй. Гаже твоей хрущевки надо долго искать. Купим другую – получше этой, небось. Они поспешили в самую скверную на свете, да еще и не ихнюю квартиру.
Алиса не назвала имени своего мафиозного покровителя. По-видимому, не только фамилия, но даже имя суперсекретного человека не должно упоминаться всуе. Фамилии она, возможно, сама не знала (сколько у него было паспортов?) А вот изменять ему осмеливалась, храбрая женщина. Но к себе никогда не приглашала. Ни-ни. Ну как ОН заглянет. Интересно, через сколько дней Шестакова на улице сшибет машина, пересекись возле Алисиной двери эти двое мужчин. Даже сидеть на корне тополя и глазеть на НЕГО было опасно. И Шестакову стало весело. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Приятно, знаете, думать, что не только Владимир Прогонов может кого-то замочить, но и его тоже можно. Хотя Алиса как раз этого не предлагала. Но, господи, как всё сложно. ОН с Алисой, Алиса с Шестаковым, Шестаков с Марией, Мария с «Володей». На обоих концах цепочки чудовища. Колька да Женька. Женька да Колька – двое ангелов.
Через год после «Володиного» возвращния Шестаков в Москве уж дрожмя не дрожал, а в Курске июнь всё дождями дождил. Колька заканчивал школу без Шестакова, да с таким отцом в доме - тут уж не до занятий. Лишь бы увернуться, не попасть под горячую руку, не прдти на экзамен с разбитой губой. Спаситель Женька, компьютерный гений, взломал все коды и устроил парню, оставленному на его попеченье, неправдоподобно хорошее ЕГ. С этаким ЕГ, покуда никто не опомнился, пропихнул Кольку, уж не прежнего недотепу, в институт, какой сам не окончил. Тут же, в Курске. По электронной технике – то, что Колька обожал до полного экстаза. Да и не он один – все его ровесники. Так что конкурс был приличный. Женька, почитай, совершил подвиг. Я так полагаю – из любви к Марии. Ну. и во имя дружбы с Шестаковым тоже. Не Женька, а киногерой советских времен.
Дальше-больше. Шестаков облокотился на Женькино благородство всей своей тяжестью. О следующем приезде – в августе – сообщил Женьке, Женька Кольке, Колька Марии. И Мария пришла в Женькину квартиру на любовное свиданье с Шестаковым, а безгрешный Женька ушел рыбу ловить. Синяки… бьет? – Бьет. – За что? – Так просто… озлобился в тюрьме. – Мария, он был прежде хорошим? – Очень недолго. Когда я Колькой ходила. – Почему не разводишься? – Он сказал: от меня только в смерть.
Кому поплакаться по возвращении в Москву о Марииных синяках? только Алисе. И я. и Шестаков раньше считали: у Алисы их полно, мужчин. Теперь мы оба думаем иначе. Может, и было, а сейчас нет. ОН – безымянный, да сам Шестаков. Нрав у нее необузданный, но здесь, похоже, заклинило. Как-то так сюжет жизни складывается. Отбивала у Марии из любви к искусству – теперь готова ее чуть что не своим телом заслонить. И наконец прозвучало ЕГО имя: Михаил. Грозно так прозвучало – архистратиг Михаил.
Драка в Курске на вокзале завязалась сама собой. Зачинщик ее тут же смылся, и никто его примет не помнил. Однако Владимир Прогонов успел врезать кому надо и кому не надо. Один попал в больницу с переломом предплечья. Хорошо- обошлось без операции. Но господина пудовые кулаки уж держали с двух сторон бог весть откуда взявшиеся менты. И свидетелей нашлось хоть отбавляй. Условное освобождение не досидевшего свой срок Владимира Прогонова было отменено. Отправили досиживать остатние два года. Впредь не ерепенься. Можем и еще добавить, нам не жалко. На что другое, а на это не поскупимся. Шестаков не задавал Алисе вопросов: вряд ли она скажет правду. Мария же ни о чем не догадалась. Колька, тот что-то учуял, у него собачий нюх. Женька – тоже, почитай, член семьи – остался в полном неведенье. Шестаков побывал в Курске осенью. Заново влюбился в тишину дома и сада, в необъяснимые ночные шорохи. Алиса подарила ему отсрочку, и он был ей благодарен. Какой ценой оплачено – лучше не задумываться.
В 2008 году вышла книга Натальи Арбузовой «Город с названьем Ковров-Самолетов». Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
В этой книге представлены пьесы, киносценарий и рассказы Натальи Арбузовой.
Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.
Новая книга, явствует из названья, не последняя. Наталья Арбузова оказалась автором упорным и была оценена самыми взыскательными, высокоинтеллигентными читателями. Данная книга содержит повести, рассказы и стихи. Уже зарекомендовав себя как поэт в прозе, она раскрывается перед нами как поэт-новатор, замешивающий присутствующие в преизбытке рифмы в строку точно изюм в тесто, получая таким образом дополнительную степень свободы.
Герои Натальи Арбузовой врываются в повествование стремительно и неожиданно, и также стремительно, необратимо, непоправимо уходят: адский вихрь потерь и обретений, метаморфозы души – именно отсюда необычайно трепетное отношение писательницы к ритму как стиха, так и прозы.Она замешивает рифмы в текст, будто изюм в тесто, сбивается на стихотворную строку внутри прозаической, не боится рушить «устоявшиеся» литературные каноны, – именно вследствие их «нарушения» и рождается живое слово, необходимое чуткому и тонкому читателю.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)