Пощечина - [4]

Посвистывая, он поцеловал жену, схватил со стола на кухне список покупок и ключи от машины.

Едва он завел мотор, его оглушило ужасающее блеяние какой-то попсы. Он быстро переключил приемник на другую радиостанцию, передававшую хоть и не джаз, но спокойную благозвучную музыку. Накануне детей из школы забирала Айша, а она разрешала им выбирать музыкальную радиостанцию. Сам он никогда не позволял детям диктовать, какая музыка должна звучать в машине, и Айша часто подшучивала над его суровостью.

— Нет, — настаивал он. — Вот когда у них появится хоть какой-то вкус, тогда и будут слушать, что захотят.

— Ради бога, Гектор, они же дети. Какой у них может быть вкус?

— А я не допущу, чтобы они слушали новомодное дерьмо. Они потом сами мне за это спасибо скажут.

Это неизменно вызывало у Айши смех.

Автостоянка перед рынком была забита машинами, и он медленно петлял по узким проездам, пока не нашел свободное место. «Коммодор» — надежный, удобный и невзрачный — был своего рода компромиссом. В числе их прежних семейных автомобилей были ржавый «пежо» выпуска конца 60-х, у которого отсутствовал ручной тормоз (они избавились от этой машины сразу же после рождения Адама); прочный «Датсан 200В» выпуска 70-х годов, испустивший дух где-то между Кофс-Харбор[3] и Байрон-Бей[4], когда Адаму было шесть, а Мелисса еще и ходить-то толком не умела; и громоздкий «Крайслер Валиант», на вид крепкий и нерушимый, на нем они колесили туда-сюда по стране много раз, навещая родных Айши в Перте[5]. «Валиант» угнали два пьяных молодчика. Они врезались на нем в телефонную будку в Лалоре[6], потом облили салон бензином и подожгли. Гектор едва не расплакался, когда полиция сообщила ему об этом. Потом Айша заявила, что ее больше не интересуют автомобили старше десяти лет. Она хотела водить что-нибудь надежное и менее дорогое. Гектор неохотно уступил. Но он и по сей день грезил о новом «валианте». Впрочем, готов был согласиться на «ют» с двумя дверцами или на «холден» модели EJ.

Гектор потянулся на сиденье, опустил боковое стекло, закурил сигарету и вытащил список покупок. Айша, как всегда, проявила основательность и дотошность, указав точное количество нужных ей ингредиентов. Двадцать пять граммов зерен зеленого кардамона (она никогда не покупала специи в больших количествах, считая, что они слишком быстро запревают). Девятьсот граммов кальмаров (Гектор попросит килограмм; он никогда не округлял в меньшую сторону — только в большую). Четыре баклажана (европейских, а не азиатских, подчеркнула она в скобках). Гектор улыбнулся, читая список. Скрупулезность жены его порой раздражала, но он восхищался ее деловитостью и уважал ее умение сохранять спокойствие духа при любых обстоятельствах. Если б барбекю готовил он, это был бы настоящий хаос, в результате приведший бы к панике. Но Айша — воплощение организованности, и за это он был благодарен судьбе. Он знал, что без нее его жизнь развалилась бы на мелкие кусочки. Ее практичность и рассудительность действовали на него благоприятно — это он четко понимал. Своей невозмутимостью она мгновенно гасила его вспышки импульсивности. Это признавала даже его мать, которая поначалу с неодобрением восприняла его отношения с индианкой.

— Тебе повезло, что у тебя такая жена, — неоднократно говорила она ему по-гречески. — Бог знает, с какой бы цыганкой ты связал свою жизнь, если б не встретил ее. Ты совершенно не способен себя контролировать. Никогда не отдаешь себе отчет в собственных поступках.

Слова матери вновь пришли ему на ум, когда он, загрузив в багажник коробку с фруктами и овощами, направился в кулинарию. Впереди шла девушка в облегающих джинсах, соблазнительно обтягивающих ее маленькую попку. У нее были длинные прямые волосы, и Гектор предположил, что она — вьетнамка. Он медленно шел за ней. Шум и гвалт вокруг внезапно стихли; существовала только эта восхитительная попка, плавно покачивающаяся перед ним. Девушка резко свернула в булочную, и Гектор очнулся от своих фантазий. Ему захотелось в туалет.

Моя руки, он глянул в грязное зеркало и укоризненно покачал головой:

— Ты совершенно не способен себя контролировать.

Он сидел в машине возле клиники и курил, слушая Арта Блейки[7] и его оркестр «Мессенджерз». Пронзительная нестройная мелодия «Ночи в Тунисе» в исполнении духовых инструментов была заряжена чувственностью и несла успокоение. Когда его рука потянулась за третьей сигаретой, он внезапно выключил музыку, выскочил из машины и перешел через дорогу.

В приемной было полно народу. Сухопарая пожилая женщина крепко держала в руках картонную коробку, из которой раздавалось жалобное душераздирающее мяуканье. Две молодые женщины на диване листали журналы; у их ног сидел черный шпиц. Конни разговаривала по телефону. Когда он вошел, она натянуто улыбнулась ему и тут же отвернулась. Переключила очередного звонившего в режим ожидания и возобновила разговор.

— Я туда, — шепнул он ей, показав в сторону коридора.

Она кивнула. Он миновал закрытую дверь врачебного кабинета и вошел в процедурную. У него перехватывало дыхание, им владело волнение. Встречи с Конни всегда были трудными, приводили его в смятение. Казалось, годы зрелости слетели с него и он вновь превратился в косноязычного подростка. Но он также чувствовал, как при этом все его существо заполняют радость, глубокое удовлетворение, восхитительное тепло. В ее присутствии у него возникало ощущение, будто он из тени шагнул под лучи теплого бодрящего солнца. Сейчас, когда Конни не было рядом, мир казался холоднее. Она дарила ему счастье.