Поселение - [4]
"Спокойной ночи, гражданин начальник!" - трудовая усталость на лицах... Вот он, высший пилотаж поселенской пьянки! Петля Нестерова, пике Петлякова! Да...
Главное, историю любви рассказываю. Слышал же в детстве: "водка любого с пути собьет" - правда, значит, смотри-ка ты. Впрочем, у Андрюхи десять суток без вывода - не точками же паузу обозначать?
- Вы хоть не в холодной его там держите, Семен Давыдович? - Это Любка Канюке, в магазине столкнулись.
- Ничего, мужскую гордость не поморозит, - да, теперь вот с ней можно такие шуточки, раньше язык бы не повернулся. - В холодной волосы быстрее отрастают.
ШИЗО у нас - четыре камеры, три обшиты доской, а одна - бетон голимый, для острастки, для выпивох как раз. Спать невозможно, одежда - х/б и тапочки, кто без вывода хоть пяток суток в ней хапнул - потом писается по ночам. Да пусть писается, пусть обритый - Любке уже неважно. Эх, десять суток, если б на том и кончилось!
VI
Лежал на диване, перетряхивал в памяти свою пропащую жизнь: истлевшие клочки, пыльные обломки. Надоело, сгреб снова в кучу, задвинул ногой - это Андрюха Долгаев меня подразнюнил. Уж больно тут круто с нами, с мужиками: живем мы меньше, а срока нам дают длиннее, лысеем вот, простатит опять же... За ночь десятикратно - только Геракл управлялся, а у них - любая завалящая шалава...
Нет, в следующий раз, если сюда - то женщиной, решено. Стоп, вот про роды забыл.
Что замечательно - в Серебрянке тяжелели только законные жены (уж от законных ли
- не будем вникать пока), девчата же, при полной разнузданности, ходили яловыми.
Какими ухищрениями это достигалось - не смог выяснить (не так и ловко - в лоб спрашивать). Одно точно: аборт ли, травля плода - здесь было делом исключительным, за гранью житейского, ЧП, как и положено, в общем. И вот - грянуло: Анечка Богданович, пышечка-ямочка, попка круть-верть, хохотушка, нос пятачком, пятнадцать лет, - залетела. Что младшая дочь гуляет - тете Тасе (хлебопеком у нас, сама как коврига - душевная) не надо соседских сплетен: видно же и так - за месяц девка в тело вошла. Ну, места тихие, зато нравы дикие, остепенять бесполезно. У всех обходилось как-то, чего уж тут педагогику разводить. Но залет - это нет, сквозь пальцы не глянешь. И можно б оставить, но от кого, зараза, не говорит. А что Аньке говорить - там три претендента, как минимум. Распечатали Донос и Гроссу, подпоив. Потом Донос уже самолично наяривал. А еще - эх, Андрюха, вот молочко парное, лучше уж сучкорубом, от греха
- да, было разок. Занесло на ферму, поддатую, хохочет-заливается. И кайфа-то никакого, с Любкой же не сравнить.
Мамаша наседает, и от бати не утаилось, накидал лещей. Короче, все смешалось у Обломских, не жизнь пошла. Молдаване труханули - статьей пахнет, тут тетя Тася дожмет, не открутишься. Что ж - выход один: вали на горбатого - понять их можно.
Только как дуре этой, Анюте, растолковать? Всё дома сидит, родители зашугали.
Донос - к Катюшке (она статисткой в конторе):
- Что сестра в клуб не ходит?
- Та-а... Болеет, - Катюхе смешно, представила на танцах сеструхину рожу опухшую. - Соскучился - заходи, матка в Вишерогорске, отец на летнике.
- Поговорить с ней хотел.
- Ну, поговоришь, - смеется опять (в курсе же всего). А зря смеялась, разговор был серьезный.
- Ты что, рожать будешь?
- Так матка не везет на аборт. Пристала - скажи от кого.
- А ты?
- Ну, скажу. Не рожать же, хоть школу кончить.
- Что скажешь?
- Да про вас, дураков.
- Слушай, я домой писал, говорил - жениться хочу. Мои не против.
- На ком жениться-то?
- На тебе, на ком. А ты сажать меня хочешь.
- Не хочу я сажать... У меня и паспорта нет, ты что - жениться? - у Аньки аж глаз заплывший раскрылся (дуре-то - много ли надо лапши).
- Через полгода получишь. А у нас в Молдавии в шестнадцать можно, закон есть. Ко мне поедем. У нас дом, "Жигули".
- Так рожать, что ли?
- Нет, у нас не поймут. До свадьбы нельзя рожать.
- Так что я должна?
- Скажешь на зэка. Скажешь - был пьяный, ребенка все равно нельзя.
- Какого зэка-то?
- На фермера этого можешь, Долгаева.
- Да не было с ним ничего, - тут Аня струхнула, невеста же, что ты!
- Знаю, что не было. Скажешь - поверят. Он целый день в поселке, все видят, лазит здесь где не надо.
- А ему-то что будет?
- Ничего, на зону закроют, там досидит.
- Так сюда же вернется, он с Любкой...
- Никто не вернется. Ты зэков не знаешь. У него в Перми таких Любок...
- Может, на другого сказать?
- Ну. На деда скажи, с заправки.
- Нет, не хочу на деда.
- Короче, думай. Фотография есть? Родители просили, надо послать.
Нашлась у Аньки фотография. Донос и текст продиктовал на оборотке: "Моим будущим маме и папе, с приветом. Аня". А дальше - одноколейка, всё в одном направлении:
тетя Тася - к Канюке (ее и разобрало-то, что чужой жених, а наших брюхатит), у того говно закипело: "Надо же, курва, паскудник! Мы ему выездной суд устроим, накрутим на полную!" Ну, от выездного-то мать отговорила - зачем дочку зря полоскать, а на полную - да, накрутили. 117-4, девять лет плюс год недосиженный, строгий режим. Первое письмо Любка из Заполярья уже получила. Прочитать - прочитала, но не ответила. Что отвечать? И не плакала даже. Анька плакала - когда Донос ей объяснил популярно, после аборта. Но те слезы разговора не стоят.
В настоящий сборник под общим названием «Убийство на почве любви» вошли три романа: «Не сердись, Иможен», «Овернские влюбленные» и «Вы помните Пако?».
«Стюардесса с тележкой медленно пробиралась по узкому проходу салона, обслуживая пассажиров; она непринужденно с ними беседовала, некоторые заметно хотели занять ее время больше, чем им было положено по стоимости билета. Теперь-то Саша Кошкин будет знать, что регистрацию на самолет нужно проходить как можно раньше, чтобы получить местечко в посадочном талоне поближе к креслу стюардессы, а то он, по своей неопытности, не торопился, перед полетом сидел в буфете и разминался красным вином…».
Главная героиня книги молодая и амбициозная Жанна, концертный директор новой попсовой московской группы «Мэри». Дебютные выступления этой группы запланированы в одном из самых лучших концертных залов столицы, а по городу уже развешаны яркие баннеры: «Мэри» — скоро все офигеют!» И незадолго до концерта одну из участниц коллектива находят мертвой на крыше многоэтажки со всеми соответствующими ритуальному убийству атрибутами: дьявольской пентаграммой и странной запиской, текстом из Откровения Иоанна Богослова: «И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…». За первым убийством следует второе, третье, четвертое… И ни у кого уже не остается сомнений, что в столице орудует новый серийный маньяк убийца, последователь одного из древних, поклоняющихся дьявольским силам, культов. И Жанна еще не знает, что во всей этой жуткой истории ей уготована совершенно особенная роль.
В 1987 году в результате перестроечного бардака на одном из стратегических аэродромов на территории Украины закопана неучтенная атомная бомба, которую считают потерянной. Наше время. Бывший штурман стратегической авиации по пьянке проговаривается про "неучтенку" не тому собеседнику. Информация немедленно распространяется в мире плаща и кинжала, бомбу для своих целей хотят использовать спецслужбы, политики и террористы... На пути у врагов становятся отставной украинский офицер и молодой агент ЦРУ, считающий себя героем романов Тома Клэнси.
История одного из самых жутких – и самых странных – серийных убийц XX века. Еще до ареста пресса прозвала его «Зверем из Биркеншоу». Питер Мануэль был обвинен в убийстве по крайней мере семи человек (вероятно, их было гораздо больше). Он стал одним из трех последних преступников в Шотландии, казненных через повешение.…Уильям Уотт, обвиняемый в убийстве всей своей семьи, стремится оправдаться – а заодно выяснить, кто же на самом деле сделал это. Только одному человеку известна правда. Его зовут Питер Мануэль, и он заявил, что знает, где находится пистолет, из которого расстреляли жену, дочь и свояченицу Уотта.
Чтобы поправить свои финансовые дела, моряк-любитель решает ограбить магазин мужа своей любовницы («Вальпараисо»). Героям известного автора детективов предстоят жестокие испытания, прежде чем справедливость восторжествует.