Порядок вещей - [24]

Шрифт
Интервал

Он указывает тростью на грандиозное сооружение, издали очень похожее на римский Колизей.

Коснувшись губами напитка, Виталий понимает, что никакой это не лимонад:

– Что это?

– А ты как думаешь?

Жак подносит напиток к губам. На стенках бокала выступили бусинки влаги. Залпом выпивает содержимое и приставляет ножку пустого бокала к виску:

– Я проверил все комбинации. Варьировал, как только мог. Вывод один: напиток – иллюзия.

Медленно, стараясь распробовать, Виталий допивает свою порцию «иллюзий».

– Ну? – разглядывая красное, клонящееся к горизонту солнце, спрашивает Жак. – Как твои ощущения? Что-то должно было произойти за эти тридцать секунд.

– Мне показалось сначала, что это вино. Но сейчас… не знаю. Крепость есть, но вкус… словно накапали в воду немного аниса… снадобье от кашля…

– Хотел бы я почувствовать то же, что чувствуешь ты.

– Но мы же пьем из одной бутылки!

– Как ты не можешь понять? Напиток может быть чем угодно, только не одним и тем же. Мы разделены в своих ощущениях. Разлитый из одной бутылки, для кого-то напиток может быть лимонадом, для кого-то – вином, для кого-то – апельсиновым соком. Или чем-то еще, в зависимости от того, кто пьет, и какое у него настроение. Можно сказать, что напиток реагирует на изменчивость жизненного тонуса. Можно сказать, что он генерирует эмоции. Можно многое другое сказать. Но это не рулетка, потому что ни одно из предсказаний не сбывается.

40. Наваждение

Клуб «Оракул Божественной Бутылки». Вечер.

Музыканты группы ROMISLOKAS и курильщики из числа посетителей клуба прохлаждаются на площадке перед дверью. С другой стороны площадки – пивная палатка.

Из клуба выходит охранник:

– Этот, в шляпе, он с вами? Агрессивный какой-то. Удалить его, что ли? Вы не против?

– Он сам по себе, – говорит Смольников. – Можете удалять.

– О ком речь? – спрашиваю.

– Да так, один знакомый. На sound check-е учил оператора, как ставить звук. Достал. Может концерт испортить.

Охранники выводят нарушителя из клуба. С нехорошей улыбкой, махнув на прощанье рукой, тот идет к «горбатому» мосту. Заметно, что музыканты нервничают.

– Может, начнем, а? Время?

– Как-то несолидно.

– Кого дожидаться? Все пришли, кто хотел прийти.

– Паршивую овцу выгнали из стада. Можно начинать.

Музыканты входят в клуб.

Аня сидит за первым столиком, справа. Я занимаю место напротив нее, спиной к выходу.

– Ну, как? – спрашивает она. – Как тебе здесь? Нравится?

Под низкой, деревянной крышей царит полумрак. Ярко освещена только сцена в углу. На сцене ударная установка Валентина. Сам он полностью скрыт тарелками и барабанами. За спиной подковообразная ниша, имитирующая камин. На каминной полке выставлены те самые «божественные бутылки», в честь которых и назван клуб.

Вид коллекционного стекла напоминает о желании выпить. Я подношу к губам стакан. В стакане должно быть пиво, но, пригубив напиток, с удивлением отмечаю, что это терпкое, сухое вино. Да и не стакан у меня в руке, а большая деревянная кружка. С изумлением поднимаю взгляд на Аню. Передо мной сидит совсем другая девушка.

Обстановка в зале резко изменилась. И не только обстановка: изменился я сам! Не узнаю свои руки: те же вроде бы, но в них чувствуется огромная сила. И еще, каким-то звериным чутьем я ощущаю нависшую надо мной опасность.

Мышцы реагируют мгновенно: стремительно смещаюсь влево и разворачиваюсь всем корпусом к двери. В то место, где только что стояла кружка, с грохотом вонзается меч. Кружка разваливается на две половинки, красное вино течет по столу, а мой кулак находит мочку уха с продетой в нее серьгой. От удара мерзавец теряет не только равновесие, но и меч, и в падении вылетает через открытую дверь в тесный коридорчик, где его подхватывают на руки двое бородачей, оба в одежде из волчьих шкур, с горящими ненавистью глазами. Меч нападавшего уже у меня в руках, клинок до половины погружается в грудь наемного убийцы. Хлестко щелкает тетива, и из арбалета девушки вылетает черная стрела, лишая левого бородача доброй половины мозга. Третьего я настигаю снаружи. Подбежав к лошади, он не справляется с инерцией, скользит, откинув голову назад, и на припорошенную снегом гальку падает уже обезглавленное тело. С неба за всем этим спокойно наблюдает луна.

– Большое спасибо, друзья! – доносится голос Смольникова. – Всего вам доброго и до свиданья.

Наваждение спало с глаз так же резко, как началось.

Концерт окончен. Юрий выключил микрофон, повернул ручку громкости на ноль, вынул из гнезда усилителя гитарный «джек» и положил гитару на стол.

41. Идеальный мир

...

Из беседы врача с больной, страдающей депрессией:

Доктор: Будет ли вам легче, если вы узнаете, что чувства вины и тоски – это всего лишь симптомы заболевания и что вы вовсе не должны себя так чувствовать?

Кэти: Я думаю, да – если бы я смогла в это поверить.

Доктор: А вы склонны этому не верить?

Кэти: Сейчас мне трудно разобраться в своих мыслях об этом.

Если поначалу казалось, что Жак всецело поглощен созерцанием карт, и говорит не он, а кто-то другой, его устами, то после неудачи с отпущенной колкостью, он беспокойно заерзал в кресле, и стало понятно, что он со страхом ждет, как на это отреагирует девушка.


Рекомендуем почитать
Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Капля в океане

Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.


Горы высокие...

В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.


Вблизи Софии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.