Порядок вещей - [23]
За соответствие предъявляемым требованиям Юрий Смольников и получает соответственно, но его беда в том, что это не соответствует требованиям Гая. Он достал картину из сундука. Он стоит у огня и не знает, то ли бросить ее в огонь, то ли отправить обратно в сундук – до лучших времен.
Юрий думает, это чушь: нет огня, нет картины. Но происходит так, будто все это есть: есть картина, камин, есть ди Риенцо, как и я, Винсент Трой, рассказывающий об этом…
– Картофель, с человеческой точки зрения, должен быть картофелем, а не малахитом, – сказал Гай. – Смысл его существования сводится к употреблению в пищу. Никто не выращивает картофель, чтобы любоваться его цветами. Смольников делает музыку, которая никому не нужна. Востребованной является совсем другая музыка.
– Но он не клон.
– Нет, конечно.
– Это мечтатель, грезящий о прошлом. Приходите завтра, говорит он. Вы увидите море и звезды, и степь, и коня. А сегодня – лишь телевизор и чашечка кофе взамен. Приходите завтра, и вам не придется покупать газету, чтобы узнать, что с вами произошло. Вы увидите себя своими глазами, без помощи репортеров, печатных станков, почтальонов и прочего. Тупик – это газета перед тобой. Разорви ее, и увидишь лес. Это экран телевизора, заслоняющий небо и звезды. Это телефонная трубка. Это…
– Очередной кандидат в Идеальные Миры.
– Хотя, надо сказать, что его мир будет существенно отличаться от того, в котором находится сейчас Виталий.
Глава третья. Идеальный мир
Позади тебя никого. Впереди тебя ни души. Ты один на этом пути, даже если это путь каждого. И каждый на этом пути один. И каждый – на этом пути.
37. 1 + 1 + 2
Поль Валери (1871–1945). «Об Искусстве». Из раздела «Введение в систему Леонардо да Винчи»:
«Человек, мысленно воображающий дерево, вынужден вообразить клочок неба или какой-то фон, дабы видеть дерево вписанным в них».
Вспомни, как летним вечером ветер гонит прохладу над песчаными дюнами морского побережья. Море недалеко, но ты не можешь ни видеть, ни слышать его. Вокруг, насколько хватает глаз, один песок. Чтобы хорошенько изобразить его, нарисуй сначала облака. Пусть они, высокие, рваные в клочья, будут в беспорядке разбросаны по небу. Нарисуй бледно-фиолетовую дымку, застилающую горизонт, и алую макушку солнца, показавшуюся из нее. Песок ты сделаешь желтым, а песчаные вихри над его поверхностью – в виде тончайшей пены почти того же цвета, что и воздух. Скалы торчат из песка на всем его бесконечном протяжении. И если ближайшие из них ты сделаешь стелами, наподобие колонн, то сделай и длинные тени на песке. Не забудь только оставить место на переднем плане.
– Ну, как? – поинтересовался Жак. – Как тебе здесь нравится?
Виталию нравилась девушка. И совсем не нравился старик.
У старика была такая короткая шея, что круглая, как шар, голова казалась посаженной прямо на покатые плечи. Глазки цвета йодистого серебра служили центрами для паутинок из тонких, глубоких морщин. Покрытый крупными порами нос производил впечатление спелой ягоды земляники. Рот ниточкой, приоткрываясь для вдохов, представлял собой искривленную прорезь-щель, не имевшую ничтожных признаков губ. Седые, скрученные в спирали волосы напоминали свалявшийся мох. А уши, на удивление маленькие, бледно-розовые, могли бы сойти за прихворавшие бурой пятнистостью листья фиалки, если бы не отсутствие пуха и наличие торчавших из них пучков черных волос.
– Не смущайся, дочка, – сказал старик, хлопнув себя по животу, и щурясь, как кот, которого вот-вот погладит любимая хозяйка.
– Какая я тебе дочка!
– Ладно, не кипятись. Не буду вам мешать. Встретимся.
Он махнул на прощанье рукой и вперевалку поплелся в сторону моря.
Внимание Виталия привлек жест девушки: рука в растерянности застыла между серьгой в ухе и волосами – то ли серьгу потрогать: зачем? – то ли волосы поправить… – неопределенность полная. Осталось опустить руку, что она и сделала.
38. Глюк
Гостиная в доме Виталия. Сумерки. В прихожей раздается звонок. Я выхожу в коридор, открываю входную дверь. На пороге Анечка Люрс.
– Осторожно. Ты не прикасалась к ручке?
– А что, заминировано?
– Я ее протер, с хлоркой, но… не знаю… Кто-то вымазал дверь фекалиями…
– Панки.
– Кто?
– Панки.
– С чего бы?
– Может быть, дверь перепутали?
– Улицу, город и век?
– Мы что, так и будем – разговаривать через порог?
– Проходи, конечно. Просто… это так неожиданно.
Аня входит в переднюю:
– Звонил Смольников. Он уже час как пытается до тебя дозвониться..
– Я был в Интернете. Кстати, ты не знаешь, что у них там за игрушка? На сайте. Ребус какой-то.
– Какой ребус?
– Ну-у… не то вокзал, не то аэропорт и так далее…
– Неужели они опять его выставили? Ковбой в шляпе подходит к бару? Да? Получает от бармена коробку шоколада. Коробка взрывается, и из пламени вылетают буквы. Из букв складывается название сайта. Тупее дизайна не придумаешь… И грузится долго. Я им говорила, если первая страница грузится больше пятнадцати секунд, посетители сваливают… Ты переоденешься? Или так пойдешь? Мы ведь уже опаздываем.
– Так пойду. Только компьютер выключу. Одну минуту…
39. Идеальный мир
– Я так и не нашел границ залежей, – говорит Жак, – хотя прозондировал песок до самого цирка.
Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.
Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.
В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.
Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.