Поругание прекрасной страны - [13]

— Эдвина, придвинь стулья к очагу! — воскликнула мать. — Йестин, спусти Джетро на пол и сбегай налей чайник, да попроворней! Садитесь к огню, миссис Филлипс. Мы вас быстренько согреем.

— Морфид ушла в лавку, — услышал я, вернувшись, голос отца, — но она сейчас придет, Дафид, так что располагайся.

Да, подумал я, располагайся пока, а то скоро явится ведьма с помелом. Я опять уселся в свой угол, взял Джетро на колени и стал слушать их разговор. Ну и лицемеры же — болтают, только чтобы не молчать; мать ворошит кочергой угли, не закрывая рта ни на минуту, миссис Филлипс смеется, втихомолку пробуя пальцем, нет ли на мебели пыли, а отец ободряюще улыбается Дафиду, который сидит белый как полотно и выпучив глаза, словно его хватил удар.

— Ты сейчас, кажется, в Нанти работаешь?

— Да, мистер Мортимер, — ответил Дафид, оттягивая ворот рубашки.

— В смене Фила Бенджамена?

Дафид даже взмок — он родился и вырос в Бангоре и плохо говорит по-английски.

— Да, — ответил он, поняв наконец вопрос.

— Говорят, он человек строгих правил.

— Чем строже, тем лучше для Дафида, — вмешалась его мать. — Он у меня страх какой работящий, мистер Мортимер, хочет в люди выйти, верьте моему слову. И уж он своего добьется. Вы знаете десятника Карадока Оуэна?

Отец кивнул, посасывая трубку.

— Он, скажу я вам, возлагает на Дафида большие надежды. Скоро Дафида поставят на место Бенджамена, потому что у них шахта особенная, с ней нелегко управиться. Там нужен человек с мозгами, а уж этого у тебя хватает, так ведь, сынок?

— Да, — ответил Дафид с обалдевшим видом. Вот уж где мозгов, как у тухлого яйца.

— Карадок Оуэн стоит за союз, — сказал отец. — Ты с ним согласен?

— Ну, на этот вопрос легко ответить, — перебила миссис Филлипс. — Для членов союза нет места под крышей моего дома, мистер Мортимер. — Ее иссохшее лицо скривилось. — Как говорит мистер Крошей Бейли, рабочим нужна дисциплина.

— Это Бейли говорит, а что говорит Дафид?

Дафид выпрямился и глотнул воздух.

— Он, как и вы, мистер Мортимер, против союза, — затараторила его мать. — Слышала я в поселке, что вы говорили о верности хозяевам — уж что правильно, то правильно. Да и эти общества взаимопомощи не лучше — просто предлог для пьянства.

— Так ты согласен с Оуэном или нет, Дафид? — повторил отец.

Дафид открыл рот.

— Хватит толковать о союзах да обществах взаимопомощи, — вмешалась моя мать. — Вон, я слышу, Морфид идет, а от разговоров о политике у нас весь дом ходуном ходит. Иди-ка помоги ей нести корзинки, Йестин, небось еле тащит: не шутка — на пятнадцать шиллингов покупок.

Последнее было сказано для миссис Филлипс и попало в цель. Когда Джетро заковылял мимо миссис Филлипс, она протянула к нему руки, но я подхватил его и посадил на колени Дафида: уж кто-кто, а Джетро мастер расправляться с праздничными костюмами.

— Дайте его скорей сюда, — испуганно закричала мать, — это такой мокрун, а на вас новый костюм!

Когда я вышел во двор и подошел к калитке, шаги Морфид слышались уже совсем близко. В непроглядной черноте морозной ночи каждая звезда сияла, как маленькая луна, но над Вершиной ближе к Мертеру играли красные горячие блики, а над Нантигло тучи рдели багряным пламенем. Я ждал, стоя в тени. Приближавшееся смутное пятно превратилось в лицо Морфид. На волосах у нее лежал иней, а глаза казались черными пятнами на чудной белизне ее щек.

— Добрый вечер, — сказал я.

— Господи, — удивилась она. — С чего это ты такой вежливый?

Я открыл ей калитку, и она вошла спиной вперед, чтобы легче было пронести корзинки.

— Который час? — спросила она.

— Шесть часов. Тащи скорей свои корзинки: мать ждет тебя, чтобы накрывать к ужину.

— Значит, он сейчас придет, — ответила она и вдруг опустилась на колени и обняла меня. Глаза у нее были огромные и радостно сияли. — О, Йестин, — сказала она. — Я люблю тебя больше всех, и поэтому ты первый познакомишься с моим суженым. Я выхожу замуж за Ричарда Беннета из Лондона, и он сейчас придет поговорить с отцом. Вот так штука!

Один жених сидит в доме, а другой приходит с невестой.

— Ты огорчился, малыш? — спросила она, вглядываясь мне в лицо.

— Чего мне огорчаться?

Во рту у меня вдруг пересохло, но я не собирался поддаваться на ее сладкие слова.

— Потому что я уйду от вас.

— Уходи куда хочешь, мне-то что?

— Милый ты мой, — прошептала она, прижимая меня к груди. — Порадуйся за меня. Не надо злиться.

На замерзшей дороге послышался стук шагов.

Морфид быстро встала и пригладила волосы.

— Ричард! Это Ричард! — сказала она как во сне. — Ты его тоже полюбишь, когда узнаешь как следует. Слышишь, он идет.

Я глядел на нее исподлобья. Она стояла, крепко прижав к бокам руки, платок упал на плечи, открыв волосы. Запрокинув белеющее в темноте лицо, она ждала. До чего же она была хороша! Глаза казались огромными, а за полуоткрытыми губами виднелись два ряда ровных белых зубов.

Он перескочил через забор, словно был здесь хозяином, и она бросилась к нему в объятия. Они замерли, неподвижные, как черные скалы, а над ними горели звезды. У меня сжалось сердце, и я, отвернувшись, поддал ногой камень, который шумно покатился и ударился в стену сарая.