Гонконг, 1850
Милли Смит стояла у поручней старой «Монголии» и наблюдала, как кули загружают уголь в корабельный бункер. С голубых небес солнце жгло землю своими косыми испепеляющими лучами, жара была гнетущей: по-видимому, на смену весне пришло настоящее лето, в остальном же это было типичное малайское утро. Незадолго до того к ней на палубу приходил чем-то обеспокоенный капитан О'Тул, по происхождению ирландец, крошечный, как гном.
– С добрым утром, милочка! Уж не меня ли ты здесь разыскиваешь? Или присматриваешься к красавцам-чаеводам, которые грузятся на наш корабль?
– Забудьте о чаеводах, – сказала Милли и попыталась скопировать его ирландский акцент. – Сбрейте бороду, скиньте годков двадцать – и из вас получится парень хоть куда.
Капитан облокотился о поручни рядом с ней, ослепительные лучи солнца заставили его прищуриться.
До сегодняшнего дня на борту его корабля был только один пассажир – Милли, и она пришлась ему по душе: несмотря на свою молодость она не мнила о себе слишком много, легко относилась к жизни. После отплытия из Ливерпуля они не раз вели интересные беседы. А это было довольно редким развлечением на такой разбитой старой посудине, какой был его корабль, где помощником был немец, а команда состояла из китайцев и индийцев. Для О'Тула это плавание было завершением его сорокалетней морской деятельности, а девушка напоминала ему кого-то из его далекого прошлого. Старый капитан втайне надеялся, что их отношения не испортятся после прибытия на борт шумных невоспитанных чаеводов.
– Боже, ну и жара. – Милли вытерла с лица пот. – Наверно, можно прямо на дороге зажарить яичницу.
– Ага, и хуже всего торчать тут, пока мы не отдадим швартовы. – Поднеся руки ко рту, он прокричал – А ну, поторапливайтесь. Помните, что нам надо успеть до отлива!
Карликового роста кули на берегу стали еще быстрее перетаскивать грузы. Назойливые солнечные лучи отражались в воде, расцвечивая ее золотыми и серебряными бликами, ярко освещали окрестные Малайские холмы, танцевали на полупрозрачной ряби воды.
– До Гонконга еще далеко? – спросила Милли, но О'Тул смотрел перед собой. Белокожие европейцы в одежде из парусины семенили со своими слугами по пристани среди раздававшихся вокруг команд. За стрелами подъемных кранов в доке блестели под жарким солнцем тропического полдня белые фасады зданий колониального правительства. Где-то там, где нет лезущей в нос, кружащейся, словно в водовороте, угольной пыли, подумал О'Тул, чиновники, наверное, расстегнули свои воротнички и отдыхают под вентилятором, бесцельно беседуя о том – о сем, а их одетые в белые одежды жены и любовницы лениво пережевывают, едва не засыпая от выпитого за обедом горького пива и джина, скандалы английских сборищ.
Краешком глаза капитан видел юный профиль Милли. Типичная англичанка, английская красавица, подумал он, если бы не веснушчатый, как у школьницы, нос. Ее волосы – блестящие и черные, как агат, – были заплетены в косы. Где-то в глубине души капитану было ее жаль.
– Я спрашивала, далеко ли до Гонконга, – снова повторила Милли. Ее голос вторгся в его мысли.
– До Гонконга? Около недели, если продержится погода, хотя барометр падает.
– Что это означает?
– Если повезет, – ураган. А если нет – тайфун. И тогда покажется, что на землю обрушивается само небо.
– Ничего не скажешь, вам везет.
О'Тул потрепал ее лежащую на поручне руку.
– Не беспокойся. Эта старая посудина выдержит все. Она устояла во время ураганов в Южно-Китайском море, чуть не перевернулась во время песчаной бури в Порт-Саиде, ее поджигали пираты. И в порт Гонконга она доставит нас целыми и невредимыми.
– Пираты? Он усмехнулся.
– Здесь – Дальний Восток, а мы следуем курсом, по которому контрабандой провозят опий.