Портрет уважаемого человека - [48]

Подошел шофер, одетый в форму, и заговорил вполголоса с Гассером.

— Глупости! — возмущенно закричал тот. — Я же сказал, чтобы меня не беспокоили!

— Он завтра уезжает, — возразил шофер, держа фуражку в руках.

Гассер что-то проворчал и поднялся.

— Хорошо, иду! — сказал он и, обращаясь к нам, добавил: — Извините меня, придется заглянуть на фабрику. Вечно там что-нибудь да стрясется! Глупости!

Он зашагал, даже не надев пиджака, с открытым воротом рубашки. Я смотрел ему вслед, пока он не исчез за изгородью, отделявшей территорию фабрики от сада.

Женщины тихо беседовали, я лежал с закрытыми глазами, одним ухом прислушивался к их словам и думал о Гассере и его жизни. Какого огромного успеха он достиг! Как башня, возвышался он надо мной и моим жалким существованием! Слуги ждали его приказов, из близлежащей фабрики доносился равномерный, ритмичный гул работы, и это гудение несло ему деньги, богатство, роскошь, власть! Он владел виллами с прекрасными парками, усадьбами и фабриками. Он мог позволить себе все, решительно все. «Замечательный человек, — думал я, — и окружен общим уважением!» Я с сокрушением должен был признаться, что мне никогда не достигнуть того, чего достиг он. Я прожил уже полжизни и все еще находился на самой нижней ступени экономического подъема — там, где живут трудом своих рук. При всей ожесточенной повседневной борьбе мне не под силу было бы оплатить даже ограду и тяжелые кованые ворота, отделявшие сад от улицы. Явственнее и болезненнее, чем когда-либо, я осознал, как бесконечно далек от цели своей жизни. «Пока ты надрываешься один, — сказал я себе, — ты никогда не выбьешься. Только нанимая других, которые станут работать на тебя, ты продвинешься вперед. А для того, чтобы заставить других работать на тебя, нужны деньги и еще раз деньги. Все тот же проклятый круг, из которого не вырваться!»

Еще десять лет назад такой вывод не обескуражил бы меня, а, напротив, подстегнул к новой борьбе. Но я стал старше, утомился, а главное, набрался опыта и знал, что моему возвышению поставлен очень скромный предел. «Зачем же, — огорченно спрашивал я себя, — зачем я маюсь с утра допоздна, если за все эти годы не мог скопить достаточно денег, чтобы осуществить свою мальчишескую мечту и построить собственный дом?»

Я услышал, как Бетти сказала:

— У вас здесь за городом чудесно, — и в ее голосе мне послышался упрек.

Я приоткрыл глаза и посмотрел на Мелани, которая ответила:

— Да, здесь чудесно! И очень тихо!

— Не все могут так устроиться, — вставил я.

Мелани испуганно взглянула на меня, словно сказала какую-то глупость, наклонилась вперед, покраснела и быстро ответила:

— Конечно, конечно! В городе тоже хорошо! А у нас здесь далеко не все приятно.

Бетти же не обратила на мои слова никакого внимания. Она даже не повернула головы и не взглянула на меня. Как только Мелани умолкла, Бетти продолжала, и я заметил, что она хочет придать разговору определенный оборот.

— Ваш отец, в сущности, очень милый человек!

Мелани усердно закивала, словно что-то важное зависело от того, насколько энергично она подтвердит слова Бетти.

— Конечно, он такой добрый. Только иногда… бывают минуты… да… не знаю, как мне это сказать. Не то чтобы он сердится… ничего подобного! Только иногда, ну… мы, может быть, не вполне понимаем друг друга.

Теперь пылала даже ее шея. Она утерла платком слезы, мерцавшие на глазах. Но сразу же попыталась рассмеяться и добавила:

— А вообще… я его очень люблю… по-настоящему люблю! Ах, вот он уже идет назад!

Засунув руки в карманы, Гассер неторопливо шагал к нам по скошенной траве. Он остановился передо мной и сказал:

— Не хотите ли осмотреть фабрику? Женщины пока могли бы…

— Отец, я покажу Бетти дом, можно? — вставила Мелани.

— Хорошо. Если это вам интересно, красавица моя!

Бетти рассмеялась.

— Конечно! — воскликнула она. — Неужели вы думаете, что я хочу ползать с вами под машинами? Покорно благодарю! — Она взяла Мелани под руку и потянула к дому. — Пойдем, оставим мужчин одних.

Мелани бросила на нее восхищенный взор.

Гассер водил меня по всей фабрике. Она оказалась куда грандиознее, чем я себе представлял. За зданием тянулся широкий пустырь, на котором между камней пышно разрослись сорные травы. Гассер остановился и окинул взглядом это пространство.

— Здесь следовало бы поставить второй корпус. Давно пора, — сказал он наконец.

— Почему же вы этого не делаете? — спросил я.

Он посмотрел на меня тем особенным взглядом, который я уже раз подметил в Санкт-Морице: усталым взглядом старого, разочарованного человека.

— Зачем? — ответил он вопросом на вопрос. — Случалось вам поразмыслить, зачем человек работает? Чтобы жить? Бывает и так. Но это не самое важное. Посмотрите на меня: я могу жить и не работая. Вот видите! — Он испытующе посмотрел мне в глаза и продолжал: — Нет, вы еще слишком молоды, таких вопросов в вашем возрасте себе не задают! Но я, я стою одной ногой в могиле. Зачем я работаю?

Мне стало немного не по себе. Я не знал, что ему ответить. Наконец сказал:

— Вероятно, для дочери!

Гассер, по-видимому, и ожидал такого ответа. Но его рот перекосился презрительной усмешкой.