Портрет предателя - [6]

Зигурд несколько секунд молча смотрел в его глаза.

— Работа у меня такая, — наконец произнес он.

5. Беседа

Мягкая ангалонская зима плавно перешла в теплую весну. На деревьях распустились цветы, птицы принялись вить гнезда, а солнце стало понемногу припекать, предвещая очередное жаркое лето.

Зигурд и Себастьян сидели на нагретых каменных ступенях внутреннего двора, а Доминика прислонилась к парапету возле них. Они отдыхали после утренней тренировки. Доминика держала блокнот и рассеяно водила карандашом по плотной бумаге.

— Зигурд, ты никогда не рассказывал нам о своей родине, — сказал Себастьян.

— Никогда, — согласился тот.

— Расскажешь?

Зигурд задумчиво поднял глаза к яркому весеннему небу.

— Я уже давно там не был. Хейдерон — красивая земля.

— Такая же красивая, как Ангалония? — поинтересовалась Доминика, тщательно вырисовывая в блокноте нос с горбинкой в том месте, где была сломана переносица.

— Еще красивее, — ответил Зигурд.

— Да ну? — она скептически подняла бровь. — И чем же?

— Представь себе, Скилик, высокие горы — такие высокие, что их вершины теряются в облаках. Их склоны покрыты хвойными лесами, в которых постоянно висит густой туман, — мечтательно произнес он.

Доминика удивленно уставилась на Зигурда, чуть не выронив карандаш из руки. Она привыкла к его немногословности, а тут вдруг такое красноречие!

— Никогда не был в горах, — признался Себастьян, расслабленно вытянув длинные ноги и шевеля ступнями в высоких сапогах.

— С вершин этих гор стекают реки и водопады, — продолжил Зигурд. — Они впадают в бесчисленные озера, а вода в них такая прозрачная, что можно разглядеть дно и рыб среди водорослей.

— Надо же, как поэтично, — фыркнула Доминика, рисуя рассеченные шрамом губы.

— Когда мы вернемся с учебы, дорогая кузина, нужно будет обязательно посетить этот чудесный край! — промолвил Себастьян.

— Да когда это будет, — пробормотала она, тонкими линиями очерчивая коротко стриженый затылок. — Нам еще целых два года учиться.

Зигурд лениво прищурился от падающих на лицо солнечных лучей.

— А куда вы едете? — поинтересовался он.

— В академию Мирсадина, — ответил Себастьян, отбрасывая со лба каштановую прядь.

— Это в Алькантаре, что ли? Неужели в Форталезе не нашлось ничего подходящего?

— Почему же? У нас есть университет…

— Но дядюшка считает, что нам будет полезно пожить немного в чужой стране, — Доминика густо заштриховывала подбородок, высунув от усердия кончик языка. На эту щетину вечно уходит столько грифеля!

— Алькантар, между прочим, считается центром мировой науки, — заметил Себастьян.

— Понятно, — сказал Зигурд.

— А после учебы мы с Доминикой поженимся, — добавил юноша.

Хейдеронец промолчал, глядя куда-то вдаль.

— А у тебя есть жена? — как бы невзначай поинтересовалась Доминика, тщательно выводя твердый подбородок и четкую линию шеи.

— Нет.

— А родители? — спросил Себастьян.

По лицу Зигурда внезапно пробежала едва заметная тень, словно туча на секунду заслонила солнце в ясный день.

Он уже почти заснул, как вдруг сквозь завывание ветра раздался стук в дверь. Мать что-то испуганно спросила. Отец что-то сердито ответил. Тяжелые сапоги загрохотали по половицам. Зазвучала чуждая речь. Возмущенный голос деда. Ругань в ответ. Происходит что-то плохое. Очень плохое.

Послышался удар. Что-то с глухим стуком упало на пол. Пронзительно закричала мать. Раздался жуткий грохот. Треск ломаемой мебели. Вскрики. Стоны. Мат… Страх парализовал его. Он сжался в комок под одеялом.

Затем все стихло. Скрипнула дверь. Они подошли к его кровати. Что-то сказали на непонятном языке. Заржали пьяным смехом. Грубые руки схватили его и потащили на улицу. Позади затрещал огонь, пахнуло дымом.

Его швырнули на землю. Кованый сапог врезался в голову, в ребра, в живот. Он не чувствовал боли. По лицу потекло что-то теплое, соленое. Кровь.

Его перевернули ничком. Мордой в грязь. Земля заскрипела на зубах. Цепкие пальцы сорвали одежду. Тяжелая туша навалилась сверху. Вонь перегара. Резкая боль. Толчки, разрывающие нутро. Тяжелое дыхание над ухом. Он не помнил, сколько их было. Постоянно терял сознание.

Наконец им надоело. Они начали его убивать. Кулаками. Сапогами. Прикладами. Перед глазами мелькали искры. С хрустом ломались кости. Он захлебывался собственной кровью.

Очнулся от холода. От ледяной тяжести, давившей на грудь. Рука мертвеца. Твердая и холодная. Он лежал на куче тел. В овраге, доверху полном трупов.

Следующее воспоминание — лес. Он полз по студеной земле. Хвойные иглы кололи ладони. Острые сучья впивались в кожу. Каждый вдох отзывался болью поломанных ребер.

Провал. Темнота.

Шорох листьев. Шаги. Чей-то голос: «Еще дышит. Живой».

В следующее мгновение лицо Зигурда стало прежним — спокойным и бесстрастным.

— Они умерли, — коротко сказал он.

— Мне жаль, — сочувственно промолвил Себастьян.

— Спасибо.

6. Желание

Два года спустя.

Стояла теплая летняя ночь, в небе светила полная луна, а воздух был напоен сладким благоуханием жасмина. Особняк, где жили студентки мирсадинской академии, окружал высокий каменный забор, в нескольких местах перемежающийся вставками из гнутых чугунных прутьев.