Портрет - [13]

БАРТОДИЙ. Дождался, значит, своего счастья.

АНАТОЛЬ. Но пока то да се, ей осколком разворотило живот, миномет - сто пять. Несем мы ее к санитарам, я тоже нес, держал носилки сзади и потому мог видеть ее, видел внутренности, целую кучу потрохов, ее располосовало от пояса до самого низа, и я смотрел, смотрел.

БАРТОДИЙ. А поменяться не мог?

АНАТОЛЬ. Мог, но не захотел. Хотел видеть. Она скончалась, прежде чем мы ее донесли. А потом я уже не мог. Война закончилась, а я все не мог. Но хотел, так хотел. И когда мы с тобой познакомились - не мог, и позднее все так же не мог, а потом меня взяли. И просидел пятнадцать лет. (Пауза.)

АНАБЕЛЛА (за сценой). Анатоль!

АНАТОЛЬ. Да, котик! Сейчас приду!.. Уже на процессе я знал, что дадут мне вышку, и думал: лучше уж так. Но я ошибался: когда огласили приговор, стало еще хуже. Умереть и даже не знать, как это бывает... Я был девственником, но не Орлеанским. Два года ожидал я своей вышки, изо дня в день, из ночи в ночь - и плохо мне было. Когда же, наконец, заменили на пожизненное, я подумал: так лучше. И снова ошибся - стало еще хуже. Я думал: сколько можно так жить - десять, пятнадцать, может, тридцать лет, - человек способен долго прожить. Но разве это означает, что я не хотел жить? Тоже нет. Как видишь, трудно мне угодить. Я привык, но не мог привыкнуть к тому, что привык. (Пауза.) Как по-твоему, о чем я думал все эти пятнадцать лет. Об идеалах? О Конституции Третьего мая? О Польше от моря до моря? Ну, возможно, в самом начале, может, те первые два года. А потом? Ну, угадай. И ты думаешь, я себе нравился? Целый год просидел я вместе с одним таким, ну, неполитическим, он говорил, что признает только одну партию, ППП. Да ты знаешь - попить, поесть и еще то, третье. Я был готов убить его. А сам о чем думал? Разве я лучше был?

БАРТОДИЙ. Может, все же лучше?

АНАТОЛЬ. Да что ты можешь об этом знать, ты - со своей женой в небольшом домике и, конечно, с садиком. Какие сны могли тебе сниться.

БАРТОДИЙ. Не такие, как тебе.

АНАТОЛЬ. Вот именно, что не такие.

БАРТОДИЙ. Но тоже не лучше. Если ты думаешь, что я спал спокойно...

АНАТОЛЬ. ...То не ошибаюсь. Эти твои угрызения политической совести... Политическая совесть, а что это такое? Да мне просто смешно.

БАРТОДИЙ. Не только политическая.

АНАТОЛЬ. Какая же еще? Ты всегда был только политическим, так уж устроена твоя голова, одна только голова без живота. И без потрохов.

БАРТОДИЙ. Не только политическая.

АНАТОЛЬ. Абстракция!

БАРТОДИЙ. Были и потроха. И есть.

АНАТОЛЬ. А-а, перестань морочить голову.

БАРТОДИЙ. Это я донес на тебя.

АНАТОЛЬ. Что?

БАРТОДИЙ. Я написал донос. Знал, чем ты занимался, и донес. Тот смертный приговор, те два года в камере перед расстрелом и те пятнадцать все это было из-за меня.

Пауза.

АНАТОЛЬ. Зачем ты мне это говоришь?

БАРТОДИЙ. Я всегда хотел тебе об этом сказать.

АНАТОЛЬ. Нет, не всегда.

БАРТОДИЙ. Хорошо, пусть не сразу, но вскоре...

АНАТОЛЬ. Как - вскоре?

БАРТОДИЙ. Уже немного спустя...

АНАТОЛЬ. Сколько - немного?

БАРТОДИЙ. Ну, через несколько лет.

АНАТОЛЬ. Сколько лет?

БАРТОДИЙ. Два, три...

АНАТОЛЬ. Четыре? А может - пять, а если точно - семь? Когда иметь совесть уже разрешалось? И даже полагалось?

БАРТОДИЙ. Ну, ладно, не сразу, но раньше, чем ты думаешь. Не такой уж я баран. Сам начал понимать, что происходит.

АНАТОЛЬ. Ага, значит, сперва начал понимать, а уж потом вспомнил обо мне. А до того полагал, что ты в порядке. Совесть с поздним зажиганием.

БАРТОДИЙ. Анатоль, мне трудно все это тебе объяснить. Я и сам не знаю, что раньше произошло - изменились мои убеждения, или появился твой призрак. Изменил ли я убеждения из-за призрака, или твой призрак появился потому, что я сменил убеждения. Мне в этом никогда уже не разобраться. Честное слово.

АНАТОЛЬ. Возможно.

БАРТОДИЙ. И потому я не знаю, как тебе все это объяснить.

АНАТОЛЬ. А разве я тебя прошу?

БАРТОДИЙ. Но мне хотелось бы тебе объяснить.

АНАТОЛЬ. Да меня это не интересует!

БАРТОДИЙ. Тебя не интересует, почему я...

АНАТОЛЬ. Да ни капли! Почему ты так поступил - твое дело. Я спрашиваю только об одном: почему ты говоришь мне об этом - сейчас. Сегодня. В данный момент. Мне лично.

БАРТОДИЙ. Я даже специально приехал.

АНАТОЛЬ. Час от часу не легче. Тогда мне тем более интересно.

БАРТОДИЙ. Потому что я хочу, чтобы ты знал.

АНАТОЛЬ. Вот именно! Почему, почему ты хочешь, чтобы я знал.

БАРТОДИЙ. Я хочу, чтобы ты меня судил.

Пауза.

АНАТОЛЬ. Ну, хорошо. Предположим, я буду тебя судить. Ты ведь, наверное, не надеешься, что суд будет к тебе снисходителен.

БАРТОДИЙ. Не надеюсь, и не это для меня важно.

АНАТОЛЬ. Ладно, уже сужу. Готово - осудил. Что дальше?

БАРТОДИЙ. Вынеси приговор.

АНАТОЛЬ. Какой приговор...

БАРТОДИЙ. Но это же только от тебя зависит, от твоего суда.

АНАТОЛЬ. Что за комедию ты разыгрываешь... Я ведь не судебная инстанция.

БАРТОДИЙ. В том-то и дело! В моем деле любая инстанция бессильна, даже акт обвинения нельзя предъявить. Так что мы сами должны, между собой. Ты человек, которого убили, а я - тот, кто убил. "С человеком человек", как поется в песне. Помнишь ее?