Портной из Панамы - [34]

— Я просто не понимаю этого, Гарри! Стоило Эрнесто уехать из страны, всего на десять дней, чтобы сопровождать президента в его поездке, и в штате тут же затевают перемены. Поступает распоряжение немедленно зачислить в отдел внешних сношений ни больше ни меньше как сразу пятерых привлекательных панамских дамочек. И все требования сводились лишь к тому, чтоб они были молоды, белые, водили «БМВ», носили платья от лучших домов, имели большие сиськи и богатых папаш. И отказывались бы разговаривать с постоянными служащими.

— Кошмар, — решил Пендель.

Позже, уже в ателье, Марта помогала ему разбирать просроченные счета и не полученные клиентами заказы, и они вместе решали, с кого можно стребовать сейчас, а кому дать отсрочку на месяц.

— Что, головные боли? — нежно спросил он, заметив, что лицо у нее какое-то особенно бледное.

— Нет, все в порядке, — ответила Марта через занавес темных волос.

— Или лифт опять не работает?

— Лифт теперь почти постоянно не работает. — Она одарила его кривоватой улыбкой. — И висит объявление, что работать не будет.

— Мне страшно жаль.

— Прошу тебя, не надо, только не это! Не ты же ответственный за лифт. Кто такой этот Оснард?

Пендель несколько растерялся. Оснард? Оснард? Это — наш клиент, женщина. И не смей выкрикивать его имя на всю лавку!

— А в чем, собственно, дело? — осторожно спросил он.

— От него так и исходит зло.

— Но разве не то же самое можно сказать и о других моих клиентах? — заметил он, игриво намекая на ее слабость к людям с той стороны моста.

— Да, но только сами они этого не знают, — уже без улыбки ответила она.

— А Оснард, выходит, знает?

— Да. Оснард и есть зло. И не делайте того, о чем он вас просил, ладно?

— А что он просил?

— Не знаю. Если б знала, то сумела бы его остановить. Пожалуйста, не надо.

Она уже собиралась добавить: «Гарри», он почувствовал, как его имя начало формироваться на ее потрескавшихся бледных губах. Но здесь, в ателье, гордость не позволяла ей пользоваться его потворством. Она никогда, ни словом, ни взглядом не осмеливалась показать миру, что они навеки связаны неразрывными узами, что всякий раз, видя друг друга, оба они видят одно и то же, только из разных окон.

Марта в разорванной белой блузке и джинсах валялась в канаве, точно выброшенный, никому не нужный ворох тряпья. А три солдата из Батальона Достоинства Норьеги, которых в народе ласково прозвали Достбатами, по очереди старались завоевать ее сердце и душу с помощью забрызганной кровью бейсбольной клюшки, причем метили в основном в лицо. Пендель наблюдал за этим зрелищем, заложив руки за спину, — впрочем, не добровольно, еще двое солдат скрутили ему руки, и сердце у него разрывалось сначала от страха, затем — от гнева, и уже только потом он начал умолять, заклинать их не делать этого. Позволить ей жить.

Но они не позволяли. Они заставили его смотреть силой. Потому что нет смысла наказывать женщину повстанца, если рядом ни души и урок никому не пойдет впрок.

Это ошибка, капитан. Это случайное совпадение, что на даме оказалась белая блузка, символ протеста.

Возьмите себя в руки, сеньор. Потерпите. Скоро она уже не будет белой.

Марта на постели в больнице, куда не побоялся отвезти их Мики Абраксас; Марта обнаженная, вся в крови и синяках, Пендель в отчаянии улещивает врача долларами и посулами, а Мики стоит у окна на страже.

— И все равно мы лучше этого, — бормочет сквозь окровавленные губы и разбитые зубы Марта.

Она хочет сказать: Панама заслуживает лучшей участи. Она говорит о людях по ту сторону моста.

А на следующий день арестовали Мики.

— Вот подумываю превратить «Уголок спортсмена» в подобие клубной комнаты, — сказал Луизе Пендель, все еще пребывающий в поисках решения. — Прямо так и вижу, здесь будет бар.

— Не понимаю, Гарри, зачем тебе понадобился бар. На ваших сборищах по четвергам вы упиваетесь и без бара.

— Просто так будет выглядеть привлекательней. Для тех же клиентов, Лу. А они расскажут другим, народ повалит к нам толпой. Друзья приведут друзей, друзья смогут посидеть за стойкой, расслабиться, посмотреть на новые ткани. И заказов у нас будет хоть отбавляй.

— А куда тогда девать примерочную? — возразила она.

«Хороший вопрос, — подумал Пендель. — Даже Энди не знает ответа на этот вопрос. Придется принять еще одно решение».

— Все для клиентов, Марта, — терпеливо объяснял Пендель. — Для всех тех людей, что приходят сюда полакомиться твоими сандвичами. И число их будет множиться день ото дня, и заказывать костюмов будут еще больше.

— Чтоб они все перетравились моими сандвичами!

— А кого же тогда я буду одевать? Этих оборванцев-студентов, твоих дружков, что ли? Да, это будет первая революция в мире портняжного искусства. Добро пожаловать, «П и Б» к вашим услугам. Нет уж, большое тебе спасибо!

— Если сам Ленин ездил на «Роллс-Ройсе», то почему бы и нет? — откликнулась она с той же язвительностью и жаром.

«Надо же! А я так и не спросил у него про карманы, — думал Пендель уже поздно вечером, занимаясь раскройкой пиджака под музыку Баха. — Не спросил ни про манжеты на брюках, ни про то, какую он предпочитает ширину. Я даже не успел прочесть ему свою знаменитую лекцию о преимуществе подтяжек над ремнями, особенно во влажном климате и особенно для тех джентльменов, у которых талию я называю ходячим НЗ». Он уже решил воспользоваться этим предлогом и потянулся к телефону, когда вдруг тот зазвонил сам. И, разумеется, то был не кто иной, как Оснард, решивший спросить своего нового друга, не против ли тот выпить по чуть-чуть на сон грядущий?