Портфолио мадам Смерти - [8]

— Хочешь сказать, что ты сможешь уснуть? — Я нахмурилась и покачала головой. — Вот. И я тоже — нет. Так что думай, думай, шевели мозгами! Ну! Что это может быть за слово?

— Иглоукалывание, — выдала я через пятнадцать минут.

— Ты что, издеваешься надо мной? Считать не умеешь?

— Но я не знаю других слов на «и»! — стала я оправдываться. Глаза жутким образом слипались, приходилось растирать их пальцами каждую минуту. А еще рот постоянно пытался зевнуть, я еле его сдерживала. Наконец еще через двадцать минут гробовой тишины, временами разбавляемой звуками шевелящихся извилин, я выдала: — Иглотерапия!

— И что тебя все в одну степь несет?

— Но ведь одиннадцать букв!

Катька стала внимательно изучать текст письма, затем покачала головой:

— Нет, явно не это слово. Оно заканчивается на «нф», а второе предложение в записке тоже начинается с этого загадочного «нф», после которого идет пробел. Стало быть, это цельное слово. А если «мыекуешьынф» — это иглотерапия, то что это за слово — «ия»?

— Нет такого, — пригорюнилась я. — Подожди. — Я забрала из Катиных рук бумагу. И тут меня озарило: — Первые два слова заканчиваются на это странное «нф». И еще «нф» живет само по себе в начале второго предложения. Вот он, след!

— Да, — заинтересовалась Любимова. — Что же это за «нф» такое? — Я вторично пожала плечами. — Я сегодня не усну, — пожаловалась мне подруга.

— Уже и не надо, — кивнула я на часы, со всей серьезностью утверждающие, что через три часа нам нужно вставать. И это при том, что мы так и не засыпали.

— Верно. Значит, абстрагируемся от всех остальных слов и мыслим только над тем, что за две буквы представляют собой автономное слово, притом стоят в конце десятков других слов. Разгадаем эту загадку — прочитаем все послание.

С этим Катька перебралась на свою постель, мы улеглись поудобнее, но никто из нас и не ду-мал окунаться в сновидения. Мозг занимали лишь эти две буквы «нф». Слов из двух букв масса — «мы», «ты», «фу», «же», «уф», «но»… Только вот на какое из них часто оканчиваются слова?

«Но»! Возьмем любое наречие — беспрепятственно, радостно, великолепно, грустно…

Я подскочила, врубила свет и сцапала со стула записку.

— Что-то придумала? — тут же откликнулась подруга, вскакивая на ноги, точно солдат по приказу «Рота, подъе-ем!».

— «Нф» может быть «но», — ответила я, вновь перечитывая замысловатое послание.

— То есть «н» так и оставили как «н»? Непохоже.

— Наоборот, это логично, — принялась я спорить. — Чем переиначивать каждую букву, проще сделать это лишь с половиной, тогда все равно смысл исказится до неузнаваемости.

— Да, но есть шанс абсолютно запутаться, какие буквы переиначили, какие оставили как есть…

— Тоже верно, — сдалась я и загрустила.

— Ладно, спокойной ночи.

— Да уж, — усмехнулась я: спать осталось два с половиной часа.

Однако, несмотря на мою усмешку, мы обе действительно уснули.

Дверь сотрясалась от богатырского стука. Я вскочила с постели. Так, будильник звонил, но мы его синхронно продинамили, словно сговорились. Накинув халат, ринулась к двери. Открыла.

— Ну вы где там? — ополчились на меня парни. — Ты что, в таком виде на экскурсию собралась?

— Извините, мы проспали. Сейчас! Мы мигом!

Я захлопнула дверь и бросилась ко второй кровати.

— Любимова, вставай! Кончай дрыхнуть!

— Угу, — пробубнила та и отвернулась к стене.

— Любимова! Подъем! — грозно прорычала я и затрясла ненаглядную подружку за плечи.

— Ну-у…

— Я тебе дам ну! Нас уже ждут! На завтрак осталось пятнадцать минут! А через двадцать пять уходит автобус!

Катерина сморщилась и откинула одеяло.

— Мне нельзя быстро подниматься. У меня гемоглобин понижен. Когда я тут же вскакиваю, у меня начинает кружиться голова, и возникнет такое непонятное ощущение, точно там чего-то не хватает.

— Может, мозгов? — не удержалась я от шпильки, дабы привести Любимову в боевое состояние.

— Ах, так?!

Она тут же вскочила на ноги и кинула в меня подушкой.

Завтрак мы пропустили, на ходу впихнув в себя пару крекеров, зато на первый этаж спустились вполне сносного вида дамами. Катюха, как всегда, в мини, в сетчатых чулках и на каблуках. Я же в джинсах, водолазке, джинсовке и в кроссовках.

— Готовы? — встретили нас у лифта друзья. — Идите отмечаться к Галине Тимофеевне.

Логинов и Любимова слились в нежном поцелуе (это у них вместо приветствия), а Паша, заразившись этой фигней, взял меня за руку. Подойдя к женщине в свободном зеленом костюме с табличкой на груди, мы назвали фамилии, а Галина Тимофеевна их отметила галочкой.

— Так, из группы остались еще Иванова, Гайдученко и Сидоров. Где их носит? Почему постоянно опаздывают? — бушевала гид, протирая специальной салфеткой свои очки в неказистой роговой оправе, а мы покраснели, хотя «постоянно опаздывают» к нам нельзя было отнести, потому что по натуре мы были дисциплинированными девицами. Если Катька и любит опаздывать, то не более чем на шесть с половиной минут, но когда мы вместе, я этого не допускаю.

— Пока их нет, пойдемте сфоткаемся на крыльце! — предложила воодушевленная Лера, поглядывая на мать.

— Давай лучше здесь, на фоне ресепшен, — подскочила к ней полная девушка со светлыми волосами, по-моему, ее подруга.