Порою нестерпимо хочется... - [5]

Дрэгер сгибается над рулем – как ему хочется считать себя уравновешенным и терпимым! – но стрелка на спидометре ползет все дальше и дальше, несмотря на все его усилия сдержаться. Огромная машина движется сама по себе. Она несется к городу, взволнованно шипя мокрыми шинами. Мимо проносятся огни. Словно спицы в колесе, за окнами мелькают ивы и снова замирают в неподвижности, исчезая позади. Дрэгер нервно проводит рукой по своему жесткому седому ежику, вздыхает и снова отдается дурным предчувствиям: если Ивенрайт сказал правду – ас чего бы ему лгать? – это означает еще несколько недель вынужденного терпения, которое изматывало его и лишало сна две трети ночей за прошедший месяц. Снова заставлять себя улыбаться и что-то говорить. Снова слушать с притворным вниманием. Дрэгер опять вздыхает, стараясь взять себя в руки, – какого черта, раз в жизни любой может ошибиться! Но машина не сбавляет скорость, и в глубине своей ясной и аккуратной души, там, где зародилось это дурное предчувствие, а теперь, словно густой мох, покоилось смирение, Дрэгер начинает ощущать зародыш нового чувства.

«Но если бы я не ошибся… если бы не допустил промашки…»

Нежный зародыш с лепестками недоумения.

«Значит, этот конкретный идиот гораздо сложнее, чем я мог представить».

Так, может, и другие не так просты.

Он тормозит перед кафе «Морской бриз», машину заносит, и поребрик оставляет грязный след на ее дверцах. Сквозь мечущиеся «дворники» ему видна вся Главная улица. Пустынная. Только дождь и коты. Он решает не надевать пальто – поднимает воротник и, выйдя из машины, поспешно направляется к освещенному неоновыми огнями входу. Бар внутри тоже выглядит пустынным; что-то тихо наигрывает музыкальный автомат, но вокруг никого не видно. Странно… Неужели весь город отправился на грязный берег, чтобы добровольно стать посмешищем? Но это ужасно… И тут он замечает толстого бледного бармена – классический тип, который стоит у окна и наблюдает за ним из-под длинных опущенных ресниц.

– Что-то совсем пусто, а, Тедди? И это неспроста…

– Да, мистер Дрэгер.

– Тедди! – «Даже эта жаба знает больше меня». – Флойд Ивенрайт сказал мне, что здесь жена Хэнка Стампера.

– Да, сэр, – доносится до Дрэгера. – В самом конце, мистер Дрэгер.

– Спасибо. Кстати, Тедди, ты не знаешь, почему… – Что «почему»? Он замирает, неподвижно глядя на бармена, пока тот, смущенный его тупым, бессмысленным взглядом, не опускает глаз. – Ну, не важно. – Дрэгер поворачивается и направляется прочь: «Я не могу его спрашивать об этом. То есть он не сможет сказать мне – даже если знает, он не скажет мне…» Автомат щелкает, шуршит и начинает издавать следующую мелодию:

Обними меня и утешь, Подойди ко мне, успокой. Всю тревогу снимет как рукой.

Он проходит вдоль длинной стойки, пульсирующего автомата, мимо темных пустых кабинетов и видит ее в самом конце зала. Она сидит одна. Со стаканом пива. Ее нежное личико оттеняется поднятым воротником тяжелого бушлата и кажется влажным. Но была ли эта влага слезами, каплями дождя или потом – чертовски жарко! – он не мог сказать. Ее бледные руки лежат на большом бордовом альбоме – с легкой улыбкой она смотрит, как он приближается. «И она, – думает Дрэгер, здороваясь с ней, – знает больше меня. Странно… мне казалось, что я все понимаю».

– Мистер Дрэгер, – девушка указывает на кресло, – похоже, вы уже все знаете.

– Я хочу спросить – что случилось, – говорит он, усаживаясь. – И почему.

Она смотрит на свои руки и качает головой.

– Боюсь, я вам вряд ли что-нибудь смогу объяснить. – Она поднимает голову и снова улыбается ему. – Честное слово, я действительно не знаю почему. – Улыбка у нее довольно кривая, но не такая злорадная, как у тех идиотов на берегу, кривая, но, похоже, она искренне огорчена. И все равно в ней есть что-то очень милое. Дрэгер и сам удивляется, почему ее ответ вызывает у него такую ярость, – наверное, этот чертов грипп! – сердце начинает бешено колотиться, голос непроизвольно повышается и переходит на резкие ноты.

– Неужели ваш дебил муж не понимает? Я имею в виду опасность – вести такое дело без всякой помощи?

Девушка продолжает улыбаться.

– Вы хотите знать, заботит ли Хэнка, что о нем будут думать в городе, если он возьмется за это… Вы это хотели узнать, мистер Дрэгер?

– Правильно. Да. Да, так. Он что, не понимает, что ему грозит, что от него все, абсолютно все отвернутся?

– Он рискует гораздо большим. Во-первых, если он возьмется за это, он может потерять свою жену. Во-вторых, – расстаться с жизнью.

– Так в чем же дело?

Девушка внимательно смотрит на Дрэгера и подносит к губам свое пиво.

– Вы этого никогда не поймете. Вы ищете причину – одну, две, три… А причины возникли еще лет двести – триста тому назад…

– Чушь! Я хочу знать только одно – почему он передумал.

– Но тогда сначала вам надо понять, что его заставило решиться.

– Решиться на что?

– На это, мистер Дрэгер.

– Хорошо. Может быть. У меня теперь масса времени.

Девушка делает еще один глоток, потом закрывает глаза и откидывает мокрую прядь со лба. И вдруг Дрэгер понимает, что она абсолютно измождена. Он терпеливо дожидается, когда она откроет глаза. Из туалета, расположенного поблизости, доносится запах дезинфекции. Пластинка шипит в пропитанных дымом стенках музыкального автомата: