«С Федькой-то и завтра бы могли потолковать. А старик ведь у меня какой хороший, какой хороший старик! И один ведь он. В партию ему, пожалуй, старику надо. Да не пойдет он, гордый он… А может, и впрямь насчет партии с ним потолковать? Ну, да сегодня поздно уж об этом. Об этом же целый разговор должен быть».
Зевота одолевала его. Он не спал почти всю прошлую ночь, и нестерпимо тянуло ко сну.
Он хотел успокоить старика, обнять его и сказать какое-то назревающее в мозгу хорошее теплое слово, но стыдился Федора.
Преодолев стыд, он быстрыми шагами подошел к Карякину и, погладив его беспомощно лежащую на столе черную узловатую руку, сказал, чувствуя, что эти слова для отца имеют очень большое и важное значение:
— Спасибо за трактор, отец. Ты здорово сегодня сказал, старик. Очень здорово.
* * *
Заснули ребята моментально. Старик Карякин выкрутил фитиль, погасил лампу и, стараясь не шуметь, прошел к своей кровати. Потом встал и подошел к кровати сына. Рядом с белой головой Федора голова Алексея казалась еще более черной. Алексей ровно и глубоко дышал. Свет луны проникал сквозь занавеску окна и освещал его лицо, плотно сжатые губы, прямой нос и заросшую, как у старика, черным густым волосом переносицу.
Старик долго стоял у кровати и прислушивался к дыханью Алексея.
— Сын, — дрожа от волнения, сказал он тихо. — Сын… Олеша… — и ему захотелось погладить жесткие, черные волосы Алексея.
* * *
[Большими буквами в конце страницы]
НА БОРЬБУ С ИЗВРАЩЕНИЯМИ ПОЛИТИКИ ПАРТИИ В ОБЛАСТИ ЛИТЕРАТУРЫ.
УДАР НА ДВА ФРОНТА ПРОТИВ ПРАВЫХ И «ЛЕВЫХ» ОППОРТУНИСТОВ.
