Порода - [10]

Шрифт
Интервал

Митька сам был уже не рад своим словам. Они сорвались у него совсем непроизвольно. Он ведь совсем не думал того, что сказал. Если бы можно было вернуть эти слова! Но обида на старика не проходила. Какое право он имеет отгонять его от станка? Что он здесь за начальник?

— Ты мной не командуй, Карякин! Не командуй, слышишь! — злобно кричал он, сжимая большой гаечный ключ. — За собой смотри!.. За мат ответишь. Слышишь?..

Карякин весь дрожал. Тяжело было терпеть такую обиду от мальчишки. И чего он, старый хрыч, ввязался с ними в одну компанию!

«И Алешка туда же с ними…» — встала старая обида, обида на сына.

Перед станком вырос заметивший неладное Колчин. Карякин прошел мимо него, словно не заметил, и бесцельно пошел по пролету.

Через десять минут Банков нашел его за листом, где работал автогенщик. Старик без очков смотрел на огонь горелки, и от блеска огня глаза его казались совсем рыжими.

Банков тронул его за рукав и хмуро сказал:

— Ты мене прости, дядя Терентий. Прости мене, говорю. Сдуру сбрехнул я. Ну, сдуру, понимаешь…

От голоса ли слабого митькиного, или от вида его понурого и сумрачного расплавилось застывшее сердце Карякина, словно от горелки педашенковской, и он, только что зло и враждебно думавший о Банкове, стараясь придать больше теплоты своему жесткому голосу.

— Иди уж, работай, Митяшка. Понимаю. Я и сам, бывает, на язык невоздержан…

И когда он шел в цех вслед за Банковым и смотрел на его заросший курчавым волосом затылок, ему мнилось, что это не Банков, а Алеша пришел к нему повиниться. И теперь они, как раньше, вместе с Алешей идут на работу к машинам.

7

На собрании комсомольской ячейки дизельного цеха было принято решение передать отремонтированный трактор окружному с'езду комсомола. Когда Колчин сообщил об этом Карякину, Терентий Никитич с недоумением и тревогой посмотрел на него и спросил:

— Как же так вышло, Ванюша?.. Почему такое с'езду? Ведь мы для коммуны работали, для алешкиной коммуны, а тут с'езду.

— Э, ты механики не понимаешь, дядя Терентий! — весело ответил Колчин. — Значит, преподнесем всему с'езду, а с'езд земли пахать не будет, — с'езд и передаст лысовским коммунарам.

— Как бы какого обману здесь не вышло, Ванюша? — беспокоился старик.

Но Колчин только весело рассмеялся в ответ.

Рано утром Андрей Паньшин вооружился кистями и на самом передке трактора художественно изобразил большими красными с просинью буквами:

ОКРУЖНОМУ С'ЕЗДУ КОМСОМОЛА

от рабочих дизельного цеха завода имени Ильича.

Колчин настаивал, чтобы написать — от цехячейки ВЛКСМ, но Мухин осадил его.

— Какая же это ячейка ВЛКСМ? А Карякин не работал у вас, што ли? Какой же Карякин ВЛКСМ? Нет, уж, Ванюша, вали от всех рабочих.

Когда надпись была сделана, и трактор, новенький, молодой, блестящий, стоял совсем готовый к пуску, позвали заводского пропагандиста Коптюхина, чтоб он проверил надпись: не влепил ли Паньшин каких-либо несусветных ошибок.

Ошибок не было.

Последний раз торжественно и степенно пустил мотор Терентий Никитич. Сердце трактора билось ровно и правильно. Спереди у трактора приспособлен был для ночной работы фонарь. Для пробы зажгли и фонарь. Все было в порядке. И трактор, своим единственным глазом с благодарностью смотрел на старика Карякина.

Секретарь заводского комсомола уже несколько раз звонил из города. Он все боялся, что дизельщики подведут, и эффектная передача трактора в момент открытия с'езда будет сорвана.

Все было готово. Можно было трогать. Вся бригада перенесла сегодня свою работу на вечернюю смену, чтобы днем присутствовать при передаче трактора.

Первым на трактор влез Колчин, за ним Мухин. Взобравшись на сиденье, Мухин недоуменно оглянул цех.

— А Карякин где же? Терентий Никитич! — закричал он старику, отошедшему в сторону и исподлобья поглядывающему на кутерьму. — Терентий Никитич! Ты что же? Не задерживай! Тебе же трактор вести.

Сердце Карякина сильно билось. Он смущенно, боком, пробрался к Мухину и тихо сказал:

— Там же, товарищ Мухин, партийные. Может, не годится мне…

— Да мы тебя там живо комсомольцем сделаем, дядя Терентий. Не сумлевайся! — закричал с трактора Колчин.

Карякин сел рядом с Мухиным, взялся за рычаг. Трактор захрипел, заплевался и тяжело двинулся к выходу.

Со всех пролетов сбежались рабочие и смотрели, как вышел трактор из цеха и с шумом полз по заводскому двору по специально расчищенной для него дороге. За трактором колонною шли сорок пять бригадников-комсомольцев дизельного цеха.

Комсомольский с'езд целиком высыпал к заставе. Чтобы спастись от мороза, боролись, били в ладоши, забегали греться в соседние дома. Костя Коржиков, секретарь заводского комсомола, выбежал вперед на шоссе и вглядывался вдаль, хотя и от заставы все шоссе вплоть до завода было великолепно видно. Костя сильно волновался. По телефону ему сообщили, что трактор уже вышел. Ему казалось, что время ползет невыносимо медленно. Не случилось ли какой поломки? Не напутал ли чего Колчин? Ветер у него в голове гуляет.

В первых рядах стоял Алексей Карякин. Алексей ничего не писал старику о своем приезде на с'езд. Он хотел неожиданно обрадовать его. О размолвке он давно уже забыл и сейчас, стоя среди других комсомольцев думал, как обрадуется старик. Да он и сам очень уж хотел увидеть его.


Еще от автора Александр Абрамович Исбах
Золотые кувшинки

Рассказы о молодежи, в героическом времени периода гражданской войны.


Красноармейцы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Капитан Соколин

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фурманов

Книга рассказывает о жизни и творчестве знаменитого писателя Д. А. Фурманова.


Рекомендуем почитать
Волшебный фонарь

Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.