Порочный треугольник - [87]

— Он найдёт меня, — еле слышно прошептала девушка, опуская голову и вновь заливаясь безудержными слезами. — Найдёт и убьёт.

Она ещё не знала, но эти слова стали последним кирпичиком в стене несокрушимой уверенности Саши. Что бы ни сказала Ева после этого, что бы ни сделала, его убеждённость уже не пошатнётся — он увезёт подругу. Увезёт силой, если это будет нужно. Пойдёт на всё, чтобы защитить её, чтобы бедная пленница больше никогда не увидела человека настолько запугавшего, настолько извратившего некогда чистые мысли, швырнувшего её в темницу боли и страданий и оставившего там умирать в мучениях на потеху своей высокомерной жестокости.

В палату вошёл невысокий пожилой мужчина с блестящей лысиной в белом халате и небольших прямоугольных очках. Он жестом подозвал к себе Сашу, тот глянул взволнованно на их с Евой руки, как будто это невесомое прикосновение было последним, что держало её на этом свете, но всё же, медленно разжал пальцы и с тёплой, но очень тревожной улыбкой кивнул девушке в немой просьбе подержаться ещё немного, дождаться его, во что бы то не стало.

После недолгого разговора молодой человек вернулся хмурый и задумчивый.

— Доктор говорит, что с тобой всё будет хорошо, — неуверенно начал он, — но отпустить пока не может. Перелёт для тебя сейчас просто опасен. Нужно несколько дней полежать в больнице.

— Значит, такова судьба, — отрешенно проронила пациентка. Она снова вернулась к своей обреченности, потеряв неуловимую ниточку нежной поддержки его прикосновения, — мне не уйти…

— Прекрати! — повысил голос Саша. Злость, которую он уже очень долго сдерживал, постепенно брала верх. Страшная, жгучая ненависть к двум странным братьям, укравшим у его робкой и весёлой возлюбленной невинную душу, превратившим её в свою игрушку, в немую безликую куклу для мерзких утех чуждой состраданию плоти, закипала в крови. — Я увезу тебя любой ценой! — выпалил он.

И без того напуганная девушка вжалась в жесткую больничную подушку, в голове эхом разносились слова рассерженного друга, от которых должно было становиться тепло, но делалось только страшнее.

Увидев отражение невольного ужаса во влажных зелёных глазах, мужчина тут же пожалел, что дал волю чувствам, поджал губы, стараясь утихомирить собственные эмоции, подошёл к замершей на узкой койке страдалице, дотронулся осторожно до её руки.

— Прости, я больше не буду кричать, — произнёс он мягко. Хотя кричать хотелось. Кричать обо всём, что накопилось на измученном неведением и ожиданием сердце. Кричать о своей любви, о воскресшей надежде, о ненависти к её мучителям. Но ей не станет от этого легче. Только нежное тепло способно растопить чувства, застывшие в ледяной паутине обмана, которым Ева жила последние полгода. А пламя страсти — страсти, которая бушевала во всём теле, когда Саша смотрел в её глаза — оно лишь испепелит и без того обожженную душу.

— Врач разрешил мне дождаться, пока ты придёшь в себя, — печально продолжил он, — но скоро ночь, часы посещения давно закончились и мне не позволят остаться здесь с тобой. Я приду утром, — мужчина собрал все силы и, подавляя грусть, добродушно улыбнулся. — Обещай, что ты не будешь думать ни о чём, кроме своего выздоровления.

Девушка опустила заплаканные глаза, нерешительно кивнула.

— Я постараюсь.

Конечно, давать такие обещания просто смешно. Тем более, когда неуправляемые мысли вздымаются в больном сознании сами собой и воспоминания то разрастаются пестрыми облаками, то наваливаются неподъёмными серыми глыбами. Но она действительно хотела верить, что удастся отложить все мысли и тяжёлые решения на то время, когда в голове прояснится и спадёт болезненный, ломящий тело жар.

Если бы не торопливые замечания медсестры о том, что пациентке нужен отдых, друзья бы смотрели друг на друга в молчании с какой-то новой, едва зародившейся надеждой, всю ночь. Но нужно было прощаться и Саша, чуть колеблясь, попытался приблизиться, чтобы поцеловать возлюбленную в пылающую лихорадочным румянцем щёку, но она отстранилась и, отведя глаза, сказала тихо:

— Прошу, не нужно.

— Хорошо, — он выпрямился, понимая, что сейчас, наверное, не лучшее время, чтобы пытаться всё сразу вернуть на свои места.

Они тепло попрощались, и Ева осталась в палате одна. Рядом было ещё одно место, но койка пустовала и это, несомненно, радовало уставшую затворницу. Ей хотелось побыть в привычном одиночестве, без страха и ожидания, просто предаться долгожданному отдыху.

Тревожный неглубокий сон прервал противный звук телефонного звонка. Девушка нехотя открыла глаза, ощутила неприятный холод от влажного постельного белья. Тело уже не пылало, жар спал, прошла ломота, но голова невыносимо болела при каждом движении. Она осмотрелась, чтобы понять, откуда идёт звук: на стуле рядом с кроватью лежали её вещи, сложенные аккуратной стопочкой, откуда-то из середины кипы исходило негромкое монотонное гудение и звон. Ужас холодными пальцами сдавил сердце, сонные мысли заметались в больной голове — звонить мог только один человек.

— Слушаю, — протянула Ева наигранно сонно, на самом же деле страх разогнал дрёму окончательно, когда она, взглянув на определившийся номер, получила подтверждение своим и без того уверенным опасениям.