Вы помните день своего рождения? Ни третий, ни одиннадцатый, а самый первый? Как впервые открыли глаза, как сделали первый болезненный вдох? Акушера, который вас держал? Лицо своей матери в тот момент, её голос? Думаю, далеко не многие могут похвастаться таким воспоминанием.
Ева помнила. Она помнила, как свет впервые резанул глаза, как сквозь пелену пробуждения доносились чьи-то голоса, лицо врача в марлевой повязке, заплаканные глаза женщины — женщины рыдающей и улыбающейся так нежно и любяще. Первая мысль при виде её: «Мама». Она помнила, как впервые оглядела скупое убранство больничной палаты, где родилась. Родилась ли? Её тело давно появилось на свет, ему было уже почти 17 лет, а вот сознание… Этот день для сознания стал первым, до него не было ничего, совсем ничего, только кромешная темнота и странное щемящее чувство в груди — боли, предчувствия, надежды или отчаяния? Девушка не знала. Она вообще ничего не знала тогда. Не помнила кто она, где находится, и зачем. Как младенец смотрела вокруг себя непонимающими, замутненными глазами, медленно шевелила пальцами рук, ощущая их тяжесть и слыша шуршание накрахмаленной простыни, осторожно вдыхала воздух с неприятным запахом каких-то медикаментов, пыталась прислушаться к окружающему шуму: голосам людей, шипению и пищанию приборов, стоящих рядом с узкой койкой.
Пробудилась? Но перед пробуждением всегда бывает ещё что-то. Бывает прошлое, бывают сны. Нет, всё-таки родилась. Иначе это не назовёшь.
Ева помнила свою первую книгу — Энциклопедия «Всё обо всём» в картинках. Как тыкала пальцем в иллюстрацию, глазами спрашивая у матери: «Что это?» — и добрая, ласковая, но почему-то почти всегда заплаканная женщина медленно читала шрифт под картинкой, а потом добавляла ещё что-нибудь от себя. Как училась выговаривать первые слова, ей это давалось без труда, но почему-то говорить не хотелось. Просто не хотелось и всё. Изучив «первую книгу» за неделю, Ева училась читать. Чтение тоже пошло легко, полное отсутствие каких-либо знаний вакуумом втягивало в себя всю информацию из вне. За год был пройден весь школьный курс чтения, письма, математики, физики, химии, биологии, иностранного языка. Всё принималось свободно и запоминалось хорошо, пока лечащий врач не велел сделать перерыв в обучении и дать мозгу заслуженный отдых. Однако вакуум продолжал тянуть, знаний всё ещё не хватало. Теория просто раскладывалась по полочкам и практически не занимала места, а пустота была огромной, давящей, невыносимой. Девушке не хватало жизненного опыта, её воспоминаний. Она не видела снов и ни о чём не мечтала. Всё что окружало Еву в её жизни — дом, отец и мать, врач, навещавший её пару раз в месяц, задний двор с высоким забором и огромным дубом прямо посреди ровного зелёного газона. Всё. Отец каждый день уходил на работу, за белую деревянную дверь в их прихожей. Но что там за дверью? Она не знала, не видела ещё ни разу. Все окна, выходившие в тот мир, были всегда закрыты плотными ставнями, остальные смотрели на задний двор. Заглянуть за дверь — табу, это запрещалось строго. Каждый раз, когда девушка спрашивала: «Что там снаружи?», на глаза её матери наворачивались слёзы и вопрос тут же отпадал, а затем он перестал озвучиваться вовсе.
В доме Ева всегда читала, книгу за книгой, жадно поглощая уже надоевшую сухую теорию физики или иностранные словари. Поначалу она только ела, спала и читала. Когда появилась потребность в новом ощущении, она стала выходить во двор, часто так же с книгой, чтобы посидеть на корнях могучего дуба, высоко выступающих из земли. Вскоре, это стало её любимым местом во всём крохотном мире. Она, если позволяла погода, с утра до ночи сидела на этих жёстких корнях с новым томом в руках, изредка меняя позу и разминая затекшие конечности и шею. Девушке постепенно стало казаться, что здесь пустота в её сознании не так яростно терзает и давит. А потом появилось ощущение, что могучее дерево, укрывавшее частую гостью своей раскидистой зелёной кроной от редких дождей и палящего солнца — единственное существо, понимающее её в своём неподвижном безмолвии. Ведь отец и мать даже со всей своей любовью просто не могли услышать отчаянного крика души, истерзанной пустотой. А Ева не знала, как выразить это словами, а может просто боялась снова увидеть слёзы матери и потерянный, почему-то в глубине гневный, взгляд отца. Огромный дуб просто стоял, благодушно подставив свои корни под ноги девушки, и терпеливо слушал её дыхание, биение сердца, печальные вздохи, рождённые непониманием собственных чувств. Всё больше и больше чувства говорили ей: «Есть что-то ещё — что-то огромное, бесконечно манящее и сверкающее, что-то за той белой дверью». Но она отчаянно гнала подобные мысли прочь, боясь нарушить родительский запрет.
Однажды утром раздался дверной звонок, и Ева услышала из прихожей знакомый голос врача. На сердце стало, как обычно, радостно — к ней снова пришла частичка того интересного мира из-за двери. Немолодой седой доктор, как всегда поговорил с юной пациенткой и её родителями, привычно расспросил о самочувствии, порадовался успехам девушки в освоении наук. Всё стандартно, как по списку, но вот прямо у двери бодрый старичок остановился и, укорив свою забывчивость, достал из потертого кожаного портфеля книгу. Книга, как книга: не новая, с чуть надорванным корешком и слегка выцветшей от времени обложкой. Он протянул её девушке. На немой вопрос матери доктор покачал головой и добродушно произнёс: «Одной наукой сыт не будешь. Без фантазии нет человека». Ева прочла вытесненные на плотном тёмно-синем картоне буквы: «Вокруг света за 80 дней» Жюль Верн. Название ей ни о чём не говорило, равно, как и имя. Но в душе что-то всколыхнулось: «Без фантазии нет человека», значит на тонких жёлтых страницах ей принесли ещё один кусочек того мира, что так манит и завораживает, так ждёт, когда же эта белая дверь распахнется и терзающая пустота в сознании наконец сможет быть заполнена.
