Тут я внезапно догадался, к чему она клонит.
— По большому счету гормоны те же, но в другой концентрации, — скучным голосом проговорил я. Каких же трудов мне стоила эта наигранная скука! В животе родилась тупая боль, лавиной стекавшая к промежности, а оттуда, набрав скорость, все ниже и ниже…
— Для меня это нечто иное. По крайней мере, думаю, ощущения будут иными. Испытать вожделение и страсть, чистую страсть, не разбавленную желанием съесть-убить-уничтожить…
— С чего ты решила, что те желания не проснутся? — поинтересовался я, разглядывая свои ногти, словно меня вдруг взволновал их запущенный вид.
— Не знаю, но мне бы очень хотелось попробовать.
— Раз хочется, значит, попробуй! — безнадежно вздохнул я. — Но почему именно сего…
— Какое милое кафе! — воскликнул за спиной знакомый голос.
Прикусив язык, я обернулся, а Сьюзен Бук взяла стоявший у соседнего столика стул и села между мной и Джулиет.
— До чего замечательно ужинать прямо на улице! Так по-европейски! Что может быть лучше, правда, мистер Кастор?
Я лицемерно заверил: мол, да, больше всего на свете люблю есть на улице, умолчав, однако о том, что, похоже, на улице мне придется не только есть, но и спать.
Через пару месяцев я встретил ее снова: не Джулиет, конечно, а Эбби.
Я возвращался домой после пьянки в Фаррингдоне. Кажется, это произошло в тот вечер, когда Пол наконец добрался до «Иерусалима», чтобы истребовать с меня должок, хотя, возможно, вечер был совершенно другой. Так или иначе, я оказался на Олд-стрит глубокой ночью мертвецки пьяным, но более или менее примирившимся с собой и окружающим миром.
Дикая четверка призраков с криком, визгом и хихиканьем вылетела из витрины магазина, но, поймав мой взгляд, остановилась. Четыре девочки возрастом от десяти до шестнадцати дружно попытались сделать серьезные лица, словно школьницы перед строгим директором, однако, как часто случается у живых девочек, надолго серьезности не хватило. Старшая подтолкнула остальных, и они, щебеча, словно птички, полетели через Голден-лейн в узкий проулок между офисными зданиями. Трое рассыпались на маленькие крапинки света, а Эбби на секунду застыла с низко опущенной головой, будто пыталась перебороть себя. Я надеялся, что смогу помахать, если она обернется, но, похоже, девочке не хотелось отставать от подруг. Шаг, другой — и она растворилась во мраке.
Увы, далеко не всем воздается по заслугам. Рафи заслуживает, чтобы его злодея-постояльца отправили обратно в ад, привязав к хвосту крылатую ракету. Пен заслуживает Рафи. Отец Гвиллем заслуживает мученичества. Кто-то далеко наверху — или, наоборот, внизу — раздает карты наших судеб, не позволив ни понаблюдать, как тасуется колода, ни снять шапку. Это несправедливо! С другой стороны, никто не обещал, что будет иначе.
Словно заклинание, я прошептал ее имя.
Эбби Джефферс.
Фанке.
Торрингтон.
Пис.
