Порхающая душа - [24]

Шрифт
Интервал

Женщина современности, если судить о ее психологии по стихам Лидии Лесной, — только и знает, что погоню за впечатлениями:


Иногда она была жгучей и страстной,
Иногда — холодной и властной —
И потому она любила то смуглого юношу с сильным телом,
То мечтала о мальчике — золотом и белом.
…Кто может сказать — чистая она или грязная?
Она — разная.

Ах, мы знали совсем иную женщину в произведениях наших поэтов и писателей. Не только тургеневские девушки, или Наташа и Кити у Толстого были иными. И «Незнакомка» Ал. Блока сумела же сохранить в ресторанной обстановке тайну очарования своего.


И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука…

Лидия Лесная зло высмеивает в своих стихах «милых дев» прошлого:


ТЕПЕРЬ


Ау! Ау! Где вы,
Милые девы?
В облаках душистой пудры
Вы нежны и сереброкудры.
Вы легко скользили по паркету
И мечтали о любви в ажурных боскетах.
Вы дарили няне на Рождество душегрейку
И горько плакали, хороня канарейку.
А кавалеры, что были вам хорошо знакомы,
Писали на память стихи в альбомы.
Нежные девы!
Ау! Ау! Где вы?
Голос ответил: «Молчи!
Они теперь зубные врачи».

…Если ресторанная, суетливая и внешняя психология современной женщины, — кажется жуткой и внушает ужас, — то здесь дело вовсе не в возврате к старой морали.

Ничего утешительного не давали и отжившие тезисы этой старой морали, по которым уныло-чинно и бездумно жили женщины прошлого.


Они — живые игрушки.
На лбу у них — смешные чубики,
Они наряжаются в тряпочки, любят погремушки —
И в жизнь играют, как в кубики.
Удастся кубики по картинке сложить —
Им легко и радостно жить,
А нет картинки — вместо головы — капуста,
У барышни — лисий хвост,
Там, где был жених с бокалом и говорил тост —
Совсем пусто,
На клумбе растут сапоги и ботинки —
Вообще — ерунда.
Ах, дал бы им кто-нибудь раз навсегда
Правильные картинки!

Дело вовсе не в «готовых картинках». «Правильных» картинок нет и не может быть в живой жизни.

Но… Если, напр., орфография «по Гроту» — зачастую оказывается нелепой, то значит ли это, что надо предпочесть полное отсутствие правил и безграмотность, как предлагает г-жа Л. Лесная в стихотворении «Грамматика»?


Девочка никогда не получит за диктовку пять —
Она слишком любит букву «Ћ».
Маленькая, примирись с двойкой,
Но во вкусах будь стойкой:
Пиши «зеленая ћль»
И «налћтћла мћтћль».
Нет лучше мотива,
Чем — «это красиво».

«Это красиво»… Но что же делать, если после усиленных возлияний в «красивой» ресторанной обстановке, такие некрасивые результаты приносит с собой уже на утро похмелье?

Пусть даже забудутся имена героев. Это не важно.

Пусть сменяет один герой другого. Разве не придет снова «мой радостный, апрель с лицом порочным и наивным»?


Я нашла сегодня вашу карточку в бюваре —
И… Помните ночь на благотворительном базаре?
И ночь у меня?
И мутный рассвет петербургскою дня?
Как встречи наши были праздничны и ярки!
Помните красные цветы и желтое вино
Нашей любимой марки?

Но если и правда, так «празднична и ярка» эта общедоступная дешевая ресторанная красота, — то откуда эти неожиданно грустные, эти тоскливые ноты в стихах Лидии Лесной?

«Отчего у тебя печальные глаза? Не грусти! — убеждает себя поэтесса в стихотворении “Себе — в зеркало”: — Не тоскуй, моя дорогая (!) Не грусти. К тебе это не идет. Ты смешная»…

Помогают ли эти утешения? Все трагичнее кажутся капризные страницы этих современнейших стихов современнейшей поэтессы, и все яснее, что в унылый и безнадежный тупик ведут эти «Аллеи причуд».


Жгу стихи мои. Жаль тех, кому писала я.
Жаль себя — зачем душа во мне усталая.

Формула «это красиво» не годится в качестве маяка.

Нужны иные пути, иные «Аллеи».

Она призрачна, как болотные огоньки, обманчива — эта внешняя, дешевая и лубочная ресторанная красота.


Не-Буква.* «Журнал журналов». 1916, № 33.


* Журналист, литературный критик И. М. Василевский. — В. К.


П. Комаров. Лидия Лесная. Жар-птица


Лидия Лесная. Жар-птица. Стихи. Алтайское Лито № 2.


Лидия Лесная поэтесса большого города с его автомобилями, витринами, электрическим блеском, звоном и шуршанием улиц… Как куколка, жившая среди ваз, шелка, ковров, тонких вин и фруктов, она воспевала большой город только как город, исповедующий утонченный культ изящной женщины, и ей был неизвестен город фабрик, железа, мостов. Ее арена комната, а не улица.

И стих у Лидии Лесной какой-то кукольный, неровный и капризный… Вместо рифм почти исключительно ассонансы… Откройте любую страницу, на 10 созвучий вы насчитаете не больше 3 рифм… Ассонансы — манерная картавость городской куколки… В красках палитры — также неровность… Воздушные образы, вроде:


Июльские дни — голубые арки
И сквозь них золотой хоровод

переплетаются иногда с вульгарными строчками, например,


Ах, эти июльские грозовые тучи —
Смерть для нашей сестры.

Иногда так мило неправилен своеобразный синтаксис:


Сосны — в снегу, от солнца красном…

Но не форма, не стих интересовали меня, когда «открыл ее книжку… Еще до революции читал ее и мне захотелось знать, о чем же будет петь куколка теперь, когда огонь революции сжег ее грешный мир, когда черное крыло голодной смерти осенило Россию? Застыла она в своей форме или развивается? Какие пути развертываются пред ней?


Еще от автора Лидия Лесная
Затмение Луны и Солнца

Серия научно-популяризаторских рассказов в художественной форме об астрономических событиях.


Рекомендуем почитать
Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Невидимая птица

Лидия Давыдовна Червинская (1906, по др. сведениям 1907-1988) была, наряду с Анатолием Штейгером, яркой представительницей «парижской ноты» в эмигрантской поэзии. Ей удалось очень тонко, пронзительно и честно передать атмосферу русского Монпарнаса, трагическое мироощущение «незамеченного поколения».В настоящее издание в полном объеме вошли все три  прижизненных сборника стихов Л. Червинской («Приближения», 1934; «Рассветы», 1937; «Двенадцать месяцев» 1956), проза, заметки и рецензии, а также многочисленные отзывы современников о ее творчестве.Примечания:1.


Чужая весна

Вере Сергеевне Булич (1898–1954), поэтессе первой волны эмиграции, пришлось прожить всю свою взрослую жизнь в Финляндии. Известность ей принес уже первый сборник «Маятник» (Гельсингфорс, 1934), за которым последовали еще три: «Пленный ветер» (Таллинн, 1938), «Бурелом» (Хельсинки, 1947) и «Ветви» (Париж, 1954).Все они полностью вошли в настоящее издание.Дополнительно републикуются переводы В. Булич, ее статьи из «Журнала Содружества», а также рецензии на сборники поэтессы.


Пленная воля

Сергей Львович Рафалович (1875–1944) опубликовал за свою жизнь столько книг, прежде всего поэтических, что всякий раз пишущие о нем критики и мемуаристы путались, начиная вести хронологический отсчет.По справедливому замечанию М. Л. Гаспарова. Рафалович был «автором стихов, уверенно поспевавших за модой». В самом деле, испытывая близость к поэтам-символистам, он охотно печатался рядом с акмеистами, писал интересные статьи о русском футуризме. Тем не менее, несмотря на обилие поэтической продукции, из которой можно отобрать сборник хороших, тонких, мастерски исполненных вещей, Рафалович не вошел практически ни в одну антологию Серебряного века и Русского Зарубежья.