Порхающая душа - [16]

О желтом изюме на пестром блюдце…

В углу вашего низкого и широкого дивана

Я хотела бы заснуть и ночью проснуться.

Тогда б я, наверное, услыхала,

Как звенят ожерелья смуглых гурий,

Как шелестят и веют их опахала

Вокруг вас, лежащего на тигровой шкуре.

В чудесный узор ковровой пряжи

Вплелись ваших снов златозвонные нити,

И ваш ковер обо всем мне расскажет,

Даже о том, о чем вы молчите.

Гонорар

Будничная улица. Серый дом.

Прихожу и получаю деньги за работу.

А я хотела бы, чтоб ночью у волшебного грота

Золото дарил мне старый гном.

Или вдруг — таинственный сад…

Зарыт клад…

Мы с гномом заступ берем

И с потайным фонарем

Рыщем, роем — и находим золота груды,

Яхонты, опалы, изумруды!..

На заре я прощаюсь с гномом старым —

И с тех пор все стихи печатаю даром.

«Новый Сатирикон». 1917, № 8.

Старое

Мелькает профиль петиметра

Среди боскетов и куртин.

Ах, милый дерзкий либертин,

Обманней грез, неверней ветра!

Меня ли он, другую ль ждет

Там, у подножья стройной вазы?

Увы! Мой нежный алый рот

Не целовал его ни разу!..

«Ма chere, tenez vous, done, droite!»

О, как мне скучны наставленья,

Когда весеннее томленье

Мечты уносит в Летний сад.

<………………………………..>

Ворчит урод в чепце из фетра.

А там — фонтан, а там — Амур

И тонкий профиль петиметра!

«Новый Сатирикон». 1917, № 9.

Загадки

Зеленый абажур топил в прозрачных водах

Ту комнату, где были вы и я,

И муфта серая моя

У вас в руках казалась горстью мха,

И вы смеялись над капризной модой,

Которая творит причудные меха.

Зеленый абажур зажег у вас в глазах

Два изумруда, будто две лампадки.

Я знала, что гасить их мне нельзя,

Что надо верить неразгаданной загадке.

Нам не хотелось говорить о том,

О чем молчать так было сладко,

О чем мерцали тихие лампадки, —

И мы молчали. Но потом —

На серой муфте, как на ласковой подушке,

Твоя рука рассыпала шелка моих кудрей,

И ты просил: «Ласкай меня, согрей», —

И я рубином жгла опаловые ушки.

Я погасила тихие лампадки,

И розу красную зажгла,

И разгадала

Алая

Кощунственная мгла —

Все загадки.

«Новый Сатирикон». 1917, № 10.

Заяц

Из громко и властно зовущих плакатов

Ко мне не проник еще ни один.

Сквозь желтое кружево тяжелых гардин

Свет в комнату льется, спокоен и матов.

Как прежде, пахнут белые тюльпаны

Влажно и пьяно.

Как прежде, плюшевы шаги на ковре.

Молчат на стене Чехов и Достоевский.

И мне все равно, что весна на дворе

И что шумно и людно на Невском.

Что мне в том: зима или лето?

В моем кабинете столько уюта.

Мой кабинет — пароходная каюта,

В которой я — пассажир без билета.

Я никакого лозунга не провозгласила

И по-прежнему люблю дорогие обновки,

А так как в наше время большинство — это сила,

Я знаю — меня высадят на первой остановке.

«Новый Сатирикон». 1917, № 16.

Мятежник

Пахнет влагой. Дует морянка.

Полусветло над заливом.

Прячутся мысли пугливо,

Не хочется думать о строчках, о гранках,

Хочется быть счастливой.

Пахнет морем и теплой ночью.

На ваших губах умирает слово.

Нет ничего — ни грубого, ни злого,

Нет чернил, нет строчек,

Есть мы — и ничего другого.

Не уходите. Завтра будет уныло,

Завтра уже не наше.

Я знаю, мятежное вас пленило,

Я знаю, ждет вас алая чаша,

И, темные фиалки нежно целуя,

Я без тоски смотрю, мой милый друг,

Как пальцы ваших тонких рук

Сжимают сталь, холодную и злую.

Не уходите! Завтра разорвет

Моей любви ненужное плененье,

И жизни пламенный водоворот

Умчит вас от блаженной лени,

От радости непрозвучавших слов,

Чью музыку еще вчера любить могли вы.

Не уходите! Сказочный улов

Готовит нам дно Финского залива.

Но нет, не мне, усталой,

Сковать нетленное звено:

Над вами луч змеится алый,

Вас ждет нездешнее вино,

Вина земли — вам мало.

«Новый Сатирикон». 1917, № 18.

Шепотом (У кабинки)

Вам платья не надо,

Наяда,

В платье вы старше, в платье вы строже.

Вам быть одетой, — безумье!

А в купальном костюме

Вы так похожи

На душистый горошек, на чайную розу,

И стрекозы

Ошибкой ваши плечи ласкают,

И капли влаги соленой

Стекают С плеч,

Как роса с травки зеленой.

Мне тогда хочется лечь

У ног ваших прямо в песок

И пить этот сок,

Этот мед вашей розовой кожи.

Наяда, вы были в воде на гроздь хмелевую похожи,

На пышную гроздь зеленого хмеля.

Искры солнца дрожали и млели

На вашем оросненном теле,

На ваших влажных губках.

А теперь на вас туфли, юбка,

Они скрыли капризы ножек,

И теперь на душистый горошек,

Наяда, вы не похожи.

«Новый Сатирикон». 1917, № 27.

Той, которая восстала

Заставь меня перед тобой склонить колени,

Не проси, не умоляй — прикажи!

Я устала от хитросплетений Лжи,

От всего, что слабо, двоедушно,

От всего, что блуд и ложь.

Я хочу шири воздушной,

Полей, где овес и рожь,

Крепкого запаха светлой березы

И сосновых желтых смол,

Я хочу, чтоб пылали синие грозы

И папоротник огнями цвел.

Пусть пляшут кудри твоей головки,

Мятежница — дерзающей будь,

Тебе не к лицу наши женские уловки —

Все «еле-еле» и «чуть-чуть».

Говори со мной, как подобает Великой,

Которую венчала гроза.

На тебе венок из васильков и повилики, —

Но молнии пусть горят в глазах!

Я устала от малодушия и сладкой лени,

От хитросплетений лжи,

Заставь меня склонить пред тобой колени,

Но не проси, а прикажи.

Тепличная

Мимо идущих наготой не тревожу —

Я слишком прекрасна нагая.

Как персик, душиста и бархатна кожа:

Ее нежность почти пугает.

Солнце меня поцелуями мучит,