Порхающая душа - [13]

Змей улетел. А она запела

О колючей радости частых утрат,

И была она, как ягода спелая,

Через край жизнью полная,

Как виноград.

II

Змей летел, глядя сверху на маленьких,

Полумертвых и скучных детей земли.

Муравьишки, одетые кто в туфли, кто в валенки, —

Что они в змее понять могли?

Но муравьишкам было так хмуро и гаденько,

Так трусливо, с оглядкой шли серые дни,

И так на всех Верочек были похожи все Наденьки,

Тесно сбитые в кучу все так были одни,

Что змей, показавшийся вдруг над городом,

Грянул, как взрыв в мертвой стране,

И вздернулись кверху мятые бороды,

Зарозовели щеки, отвыкшие краснеть.

Всем стало надо крылатого летчика

С капризным и умным, как жало, хвостом:

И тощим, и рыхлым, и круглым, как бочка,

И тем, кто ел гуся, и кто жил постом.

Но змей плясал танец задора и удали

Под музыку ветра живых кастаньет

И вниз им кричал:

— Вечно юным я буду ли?

А муравьишки ответили:

— Нет.

Но змей плясал страстный бездумный фанданго

Под звон и бряцанье звездных гитар,

Но змей плясал танец паденья — танго

И вниз кричал:

— Нет, я не буду стар!

Всем стало надо безумного летчика —

Им засветились все фонари,

Им зацветали певучие строчки,

Им горели смуглые щечки

И Луизы Мишель, и графини Дюбарри.

III

Вдруг чья-то рука тучи раскинула,

Бросила змея на землю пластом.

— Теперь служи мне, потому что я — сила,

А танцевать будешь потом.

— Как потом? Я плясун, я не знаю страха,

Я танцую и раньше, и потом, и сейчас.

Пусть эстрадой моей будут петля и плаха, —

Разве я пляшу напоказ?

Разве пляска на плахе — это не пляска?

Разве я не всемирный плясун?

Кровавая сказка это все-таки сказка,

А я люблю сказки, потому что я — юн!

Но он покорился веленью минуты,

Потому что любил грозный танец плах,

Потому что остались его длинные путы

У дочери солнца в руках.

IV

Руки сына земли со стальными браслетами

Сжали ярого змея в кольцо,

И он стал песнями жить недопетыми,

Непроплясанных плясок вить сон.

V

Змей просил:

— Я спляшу тебе танец браслет.

— Нет. Еще рано. Нет.

— Сын Земли, я спляшу…

Тот крикнул:

— Шут!

Фигляр! Скоморох!

Подбиратель крох!

Змей умолк.

Сыну Земли тяжко,

Сыну Земли душно,

Но змей послушен.

Сыну Земли душно,

Сыну Земли тяжко,

Но змей не пляшет.

Молчание змея было сурово,

И глухим казался день.

Потом он просил снова и снова

С нежным терпеньем:

— Сын Земли, я плясун, я хочу кастаньет.

— Нет.

Но откуда-то звякнувший бум тарантеллы

Смял грозное нет,

И Сына Земли увидел несмелым

Впервые стальной браслет.

Молчание змея было сурово,

И глухой казалась ночь.

— Змей, скажи мне… светлое слово.

Змей сказал:

— Солнца дочь!

— Веди меня к ней!

Рассыпаясь ракетами,

Змей ввихрил звезды в свой огненный лёт,

И Сын Земли со стальными браслетами

Сделал легким свой тяжкий, свой веский, свой мощный ход.

VI

Там, где небо зеленым парусом легло на землю

И плывут на заре золотые корабли,

Там я жизнь как радость приемлю,

Потому что там сказки неба — это сказки земли.

Там не читают цветам приговора

За то, что они только цветы,

И не слышит дочь солнца такого вздора:

— Вот если бы ты — не был ты.

VII

Дочь солнца по песку раскинулась волнистая

И лежит на ковре своих волос.

Смех ее глаз зеленее, чем листья,

Бедра — янтарнее чайных роз.

И вдруг — сверху вниз змей рассыпался блестками.

— Здравствуй, — сказал он, — я здесь!

Сын Земли зрачки свои сделал жесткими.

— Кто ты? — Песнь.

— О чем? — О песне.

— Служи мне. — Песней?

— Как я скажу.

Мне надо плесень

Стереть и лестниц

Поднять ступени,

Иначе жуть.

— Нет, я пою о том, чему я рада.

— Таких земле не надо.

VIII

Золотую рыбу солнца поднял выше

Полдень неводом из серых жемчугов.

Рыба-солнце тяжко в землю дышит.

— Слушай ты, сын стали и снегов,

Ты смешной и злой, как все вы, люди.

Ты грозой не сломишь дочь мою.

— Но такая жить она не будет!

— Ну, так что ж, убей ее. — Убью.

IX

Ночь была. И тихую могилу

Змей своими крыльями укрыл.

Вега, синяя звезда, разбила

Ожерелье об узор перил.

X

Какие сумерки накрапывают вечер,

Какие тяжкие, больные вечера.

Немая ночь. Звенеть ей стало нечем,

И завтра скупо, как вчера.

День лихорадочен, как щеки у больного,

И красками его лжет кисть и лжет стилет,

И в этот бред

Грузное слово

Врубает стальной браслет:

— Все ново! Ново! Ново!

И позабыты бубен динь, гитары звон, щелк кастаньет,

Все ново.

Толстой периной зажаты уши.

Сын Земли ничего не слышит.

И крики — кушать, кушать!

Его душат,

Как груды подушек,

Ползут по улицам, по домам, по крышам,

Взбираются выше, выше…

— Слу-у-уша-ай!

— Не кричи.

— Ку-уша-ать!

— Слу-ушай!

— Ку-ушать!

Как часовой

Часовому.

Этот вой

От одного к другому:

— Ку-уша-ать!

Сын Земли кусает стальной браслет.

— Еще рано… Нет… Рано… Нет!!

И вопит:

— Кас-тань-ет!!

И как буря, и как вьюга,

Вольный, бешеный и злой,

Камнем, брошенным упруго,

Он летит туда (домой?!) —

На могилу, к змею, к змею!

— Пляски, песни веселее

О цветах, о звездах, ласках,

Захлебнуться в глупых сказках,

Огневой змей!

Эй!

Змея нет. Воды бессмертия он на могиле не пил,

От него остался только пепел.

И Сын Земли кует свои браслеты

В гремящие игрой стальные кастаньеты

И пляшет и поет один Арлекинаду

И счастлив тем, чего земле не надо.

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ

Белая ночь

Ночь похожа на клоуна в белом,

С белым усталым лицом,

Густо намазанным мелом,

В колпаке со звездным концом.

Он матово звенит бубенцами