Порабощение - [31]

Они шли очень близко, и Син чувствовала каждое движение своей спутницы. Поэтому, когда Маль дернулась, пытаясь зайти в одну из спален, она сжала ее локоть и снова зашептала:

– Не вздумай этого делать. Только перепугаешь их. Всем все равно не поможешь.

Назад они слетели, не чуя под собой ног и желая только выйти из этого места, чтобы не рвать себе душу. Их ждали и другие приюты, но Маль заранее настроила себя на то, что увидит там примерно то же самое. Она не ошиблась.

В конце дня, когда они закончили обходить приюты и смотреть на усталые детские лица, Син забрала ее к себе домой.

– У меня там дочь ждет, – пытаясь отказаться, вяло сказала Маль.

– Еще есть время, – заверила ее Син. – Нужно отойти. Не заявляться же к ребенку со всем этим.

И только там, в доме, оказавшись изолированными от всего мира, они обе, наконец, заплакали. Они рыдали, обнявшись и усевшись прямо на холодный пол, сползая спинами по стенке и прижимаясь друг к другу.

Этот мир болен. Он поражен неизлечимо, если в нем происходят такие вещи.

Маль вздрагивала и всхлипывала, цепляясь за подругу, и Син отвечала ей тем же. Им было больно, и они не могли остановиться. Слезы закончились, остались лишь завывания и икота, а они все не переставали плакать и стонать. Разговоры были не нужны.

В таком состоянии их и нашел грязный и уставший после рабочего дня Фиц. Окинув беглым взглядом покрасневшее и опухшее лицо Син, он без слов прошел внутрь только чтобы найти точно такую же Маль.

– Ты хоть на стул пересядь, а то простудишься, – посоветовал ей он. – Что, все так плохо?

В этот момент Маль его просто возненавидела. Как можно быть таким равнодушным? Однако это помутнение длилось всего несколько минут, и все это время он терпеливо ждал, пока ее взгляд прояснится и приобретет осмысленное выражение. Справившись с наплывом ненависти, она тяжело поднялась с пола и нашла себе табурет. Син умылась и вернулась к ним.

– Кто из вас может говорить? – поинтересовался хмурый и недовольный Фиц.

Он явно не знал, что делать с плачущими женщинами, а потому прятался за грубостью и холодностью.

– Помолчи, – прогнусавила едва успокоившаяся после истерики Син.

У Маль был примерно такой же голос, когда она сказала:

– В следующий раз пойдешь сам.

– Я тебя не заставлял путешествовать по приютам, – отмахнулся Фиц. – Ладно, я помолчу и подожду. Как будете готовы, начинайте говорить, только разбудить не забудьте.

– Иди ты знаешь куда?! – сорвалась Син. – Ты не видел того, что видели мы!

Фиц с интересом поднял лицо, понимая, что сейчас ему выложат все во всех подробностях.

Син и Маль заговорили одновременно, перебивая друг друга и почти крича на него, будто это он был виноват во всех несчастьях. Слова хлестали из них как из брандспойта, и они даже тряслись от перевозбуждения. Их глаза лихорадочно блестели, а голоса звенели как струны. Фицу было все равно – он слушал их, временами вставляя просьбы говорить помедленнее и без лишних эмоций. В конце концов, он так устал от них, что поднял руки, призывая к молчанию.

– Все, достаточно, – вздохнул он, когда вновь воцарилась блаженная мертвая тишина. – Никак не думал, что Маль способна на такие всплески, но удивляться всегда приятно. Хотя сегодня радости от этого открытия маловато.

– Заткнись, – скомандовала Маль.

Фиц поднялся, разгладил свои мятые брюки и поправил рубашку.

– Я домой. И ты иди. Завтра поговорим еще, – сказал он, прежде чем удалиться.

Мысли не покидали ее даже в доме, когда рядом, свернувшись теплым клубочком, заснула Хельга. Маль лежала, глядя в черный провал потолка и обнимая дочь одной рукой. Она клялась себе в том, что ее ребенок не станет жить так, как живут эти дети. Хельга никогда не окажется на улице. Она никогда не станет побираться или спать с другими за деньги. И если для этого будет нужно перевернуть целый мир, она сделает это с великим удовольствием.

Она видела ее в каждой потерянной девочке, не имевшей возможности поесть или сходить в туалет без посторонней помощи. Она закрывала глаза и смыкала веки так плотно, что перед глазами начинала плыть алая тьма, но навязчивые образы возвращались. Десятилетние девочки в грязном тряпье, худые как скелеты и покрытые сыпью оборачивались к ней с лицом Хельги. Пятнадцатилетние беременные сироты в разводах засохшей крови и с разбитыми губами превращались в повзрослевшую малышку Хельгу. Маль сжимала зубы до ломоты в висках и клялась себе в том, что скорее даст разрезать себя на мелкие кусочки, чем допустит, чтобы ее дочь стала одной из таких несчастных и загубленных на всю жизнь девушек.

Но много ли толку от клятв? Если бы все зависело от желаний матерей, то ни один ребенок не жил бы в таком приюте, где никому ни до кого нет дела. Если бы своими мучениями можно было выкупить счастливую жизнь для своего малыша, то в мире осталось бы в тысячу раз меньше несчастных детей.

На следующий день Фиц собрал их у себя.

Он долго думал, прежде чем начать говорить, и Маль поняла, что мрачное настроение, преследовавшее его целый день, было связано с приютами. В этом он не сильно отличался от нее самой или от притихшей после вчерашних потрясений Син.