Пора созревания - [35]

Потом, штурмуя гору по полуденной жаре, я раскаялась в своем отношении к шоферским талантам Унумганга. Я с удовольствием прокатилась бы с ним — или с кем-нибудь другим — до дома. Однако за всю дорогу меня не обогнала ни одна машина. Да и навстречу никто не попался. Профессор же наверняка был давно на Зальцбергштрассе.

Крушение теории Пат меня не слишком задело. Я, начиная с первых слов, скептически отнеслась к рассуждениям по поводу Киры—Кирхи. Что меня действительно взяло за живое, так это название Тюркенкогель. Я знала, что мне ответят, поинтересуйся я его этимологией. Наблюдательный пост, призванный предупреждать о грядущем нападении противника. И ничего конкретного, нашедшего отражение в исторических хрониках. В сущности, та же пожарная вышка. Или последняя радость коров.

После обеда я вознамерилась соснуть на террасе, желательно подольше и поглубже, что было нелишним после визита к налоговому инспектору. Но едва я отрешилась от земных забот — зазвонил телефон.

Пастор. Его интересовала фамилия Августы. Он, к сожалению, забыл. Он говорил шепотом, будто Августа стояла поблизости и могла его услышать. Он хотел бы обращаться к ней с максимальной вежливостью, дабы дать понять, что всегда рад ее визиту, и навеки отбить охоту такой визит наносить.

— Формвег. Ее фамилия Формвег. Вообще-то она научный работник, — сказала я, давясь от смеха.

Потом прорезался Унумганг. Ему не терпелось «добавить парочку деталей к нашему делу». Я пригласила его на чай, как обычно, в пять. Часы, впрочем, показывали без десяти пять. Унумганг сказал, что выходит сию минуту.

Я ринулась в дом приводить себя в порядок.

Унумганг вытащил из портфеля папочку, а из папочки — бумаги, заполненные цифрами.

Перебирая листы, профессор заявил, что есть гипотеза. И надолго замолчал. Ясно, он хотел меня помучить. Конечно, мне было интересно, что он раскопал, но я не выказала ни малейшего волнения. Зачем себя напрягать?

Я молчала до тех пор, пока его не прорвало:

— Итак, у меня есть основания полагать, что ваша рукопись не является перепиской известной монахини, или аббатисы, как вам угодно, и некоего поэта. Она скорее имеет отношение к эзотерике.

— Эзотерике? — Слово мне не понравилось.

— Напрасно вы скуксились, дорогая моя. В эзотерике речь идет о такой степени сознания, при которой вещи, недоступные сознанию обыденному, кажутся очевидными. В христианстве эзотерические каноны представлены менее ярко, чем, допустим, в некоторых течениях ислама, например в том, к коему принадлежал ваш Незими.

Ах, теперь он мой! Что это? Очередная колкость в адрес Самур-оглы? Или Унумганг пытается намекнуть, что неплохо бы поиграть по его правилам? От созерцания цифр я отнюдь не поумнела, но получила сильное впечатление. Как это Унумгангу удалось с помощью числовых значений слов понять смысл рукописи!

— Мы слишком поспешно называем мистикой то, что неподвластно нашему разуму, объединяем непонятное с божественным и тем самым делаем мистическое частью божественного. Эзотерики подходят к вопросу иначе. Они считают, что божественное является нам в разных образах, что человек сам есть воплощение божественного. Осознание этого позволяет человеку освободиться от множества ненужных забот и сковывающих обязательств.

Так как я позевывала, что было вызвано отнюдь не занудством лекции — просто меня слишком рано разбудили, — Унумганг выдержал вежливую паузу и продолжил:

— Не хочу загружать вас историей религиозных течений и попытаюсь быть краток. На основании своих расчетов я утверждаю: нет никакой переписки. Перед нами сборник текстов христианского, равно как и мусульманского содержания, объединенных с той целью, чтобы они служили эзотерикам самого разного толка.

Мне трудно было скрыть удивление.

— То есть Незими и Вендлгард могли пользоваться этими текстами только как кодом?

— Хотя я расшифровал не всю рукопись, мне кажется, вы сделали правильный вывод.

Ну, это уже слишком!

— Давайте установим истину. Это не мой, а ваш вывод. Я лишь озвучила его, что отнюдь не означает, будто я согласна с вашей гипотезой.

— Успокойтесь, моя дорогая, ваша исключительная сообразительность, которая поднимает вас в моих глазах…

— А мне позволяет определить, куда вы клоните. — Я была не в состоянии успокоиться. — Вы хотите, чтобы мы задвинули Вендлгард куда подальше. Вообще забыли о ней!

— Вы ошибаетесь, я клоню в другую сторону, — сказал Унумганг, слегка раздраженный моей резкостью.

— Да бросьте! Не успел в этой истории из барсучьего брюха появиться главный герой, пусть и в женском обличье, как вы норовите затолкать его обратно. В такие игры я не играю. Ведь есть же хроники, где Вендлгард так или иначе фигурирует. Да и Незими увековечил себя в стихах, его существование вообще не подвергается сомнению.

Унумганг принес из кухни пепельницу, в которую смахнул пепел со своей угрожающе обуглившейся сигареты.

— Еще раз, спокойнее! — Он снова уселся и глубоко затянулся. — Мои тезисы — лишь рабочая гипотеза, хотя, по-моему, все свидетельствует в ее пользу. И в первую очередь то обстоятельство, что снимается проблема с датировкой: некоторые тексты принадлежат перу Вендлгард, но не адресованы Незими.